Спасти президента

— Теперь, пожалуй, верю, — сказал капитан и покосился на Рашида Дамаева. На протяжении всего моего рассказа кремлевский эскулап исправно кивал в нужных местах. — Но...

— Но... — повторил я вслед за ним.

Я почти не сомневался, что теперь этот Лаптев что-то у меня попросит. Недаром ведь он кинулся сразу ко мне, минуя свои кагэбэшные инстанции. Такой прыткий и все еще капитан. Наверное, начальство его зажимает, не дает хода, присваивает заслуги... А тут есть хорошая возможность отличиться. Хочешь майора? Будет тебе майор.

— Но человек с полным рюкзаком взрывчатки должен быть найден, — упрямо произнес капитан. — Он опасен.

Так я и думал! Ему не терпится стать героем. Человеком, Который Предотвратил Покушение На Президента — все шесть слов с большой буквы. Бог с тобой, геройствуй. Только не путайся под ногами.

— Конечно, опасен, — легко согласился я. — Найдите его и глаз с него не спускайте. Уже в понедельник сможете его арестовать.

— А если что-нибудь случится до того?

Настырность Лаптева показалась мне нелепой. Самое худшее уже случилось, подумал я. И гораздо раньше понедельника.

— Тогда сразу свяжитесь со мной, — велел я и написал на листке телефон приемной. — Вот, возьмите и не тревожьте больше Волкова. Звоните прямо сюда. Считайте, ваше дело на контроле администрации Президента. Я держу руку на пульсе... Все, спокойной ночи и спасибо. Вы мне очень помогли.

Тут я нисколько не слукавил. Пока ты в цейтноте, блестящую идею самому родить трудно. Зато можно выхватить ее из воздуха, из мусора, из всякой белиберды. Пылкий капитан с его обкуренным бомбистом подарили мне отличную мысль. Срочный переезд президентской дочки в Завидово — вот он, идеальный вариант для уикенда. Подальше от Кремля и от медсанчасти. Подальше от меня и от вопросов, которые она захочет мне задать и на которые я не смогу ответить... Прежде я не знал, как без особого вранья уговорить Анну. Теперь знаю. Террорист — это убедительно.

Я выпроводил капитана из кабинета и передал его в руки Паши. Как только они скрылись, я сказал Ксении:

— Запомни, это был капитан Лаптев. Героический человек. Я дал ему номер твоего телефона. До понедельника не вздумай меня с ним соединять.

Когда я вернулся в кабинет, кремлевский врач Дамаев все так же сидел в дальнем углу комнаты и теребил в руках какую-то бумажонку. Выглядел он ужасно. За последний час, проведенный им в лазарете, некогда моложавый кремлевский эскулап успел состариться еще лет на десять. Днем я дал бы ему шестьдесят с гаком, а сейчас — все восемьдесят.

Хорошо, я хоть заранее успел намекнуть Ксении, что Рашид Харисович переживает из-за болезни нашего общего друга — министра финансов. «А что, Гурвич так плох?» — расстроилась сердобольная Ксения.

«У него порок сердца», — скорбно соврал я, одновременно стараясь припомнить, какую же хворь я назвал пресс-секретарю Баландину. Впрочем, тот все равно не поверил.

— Давайте сюда ваш листок, — приказал я.

Постаревший эскулап молча протянул мне список номер два. В нем значилось всего пять фамилий из первого списка: я, сам Дамаев и трое реаниматоров. Остальные пятнадцать человек из двадцати знали теперь всего половину правды. Притом лучшую.

— А Макин не в курсе? — спросил я.

— Нет, — хрипло пробормотал Дамаев. — Он ведь снаружи сидит.

— А Шульпяков? — Я имел в виду полковника ВВС, который носит президентский «ядерный чемоданчик». Шульпякову полагалось сидеть не дальше, чем у внутренней двери в палату. К счастью, на эту секретную должность у нас всегда отбирают глухонемых. Полезная традиция.

— Тоже нет. Не заметил...

Я еще раз взглянул на пять фамилий. Ничего, терпимо. Реаниматоры уже на казарменном положении, а Рашид будет молчать.

— Как это случилось? — Я сложил бумажку и спрятал ее в карман.

— Стимуляторы... — На лейб-медика жалко было смотреть. — Мы задали предельный режим... Поймите, у нас не было выхода! Прямой массаж ничего не дал!

— Тише-тише, Рашид Харисович, — почти ласково проговорил я и похлопал доктора по плечу. Меньше всего я хотел, чтобы и у Дамаева внезапно отказало сердце. — Сколько вы сможете имитировать глубокую кому?

— Сутки, — шепотом сказал Дамаев. — Я подключил кардиограф к метроному. Он выдает на экран слабый устойчивый импульс. Но скоро необратимые изменения уже не спрячешь...

Я посмотрел на циферблат. Десять минут, как началась суббота. Нам бы ночь простоять и день продержаться. И еще одну ночь. И еще один день.

— Двое суток, — отдал команду я. — Делайте, что хотите, но дайте мне двое суток. Меньше никак нельзя, запомните. Идите и трудитесь, только сами не вздумайте умереть. Поняли? Я не умею обращаться с вашими приборами... Ну, идите же!

Кремлевский эскулап встал с места, деревянно кивнул, затем траурными глазами глянул на меня.

— Но объясните мне, Болеслав Янович, — с отчаянием прошептал он, — зачем нам все это нужно? Пусть не через сутки, пусть через двое все равно это станет известно!.. Такую новость невозможно долго скрывать!..