Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол

— На базе «Пахтакора».

— Где?!

— На футбольной базе в Кибрае. Меня вчера ночью на дороге их администратор подобрал и привез сюда. Ты в курсе, что у Тижо случилось?

— Конечно, об этом чуть ли не весь город говорит — самого Ерванда Спандаряна кто-то зарезал!

— Не кто-то, а тот мужик с перекошенным носом, который на нас в общаге напал.

— Ты ничего не путаешь?

— Как я могу что-то напутать, когда это на моих глазах случилось. Тижо его не пускал, а у того нож был. Я еле ноги унес.

— Это очень важная информация, Баграт, для нашей братвы — они сейчас буквально с ног сбиваются, пытаясь вычислить убийцу. Так что мне надо срочно им об этом сообщить. Но это хорошо, что ты в Кибрае с «Пахтакором» — там тебя не найдут. Впрочем, ты завтра с ними на матч едешь?

— Не знаю. А что, надо?

— Обязательно — я там тоже буду. И наши люди тоже будут — они наверняка захотят с тобой встретиться. Так что до завтра.

И Денис первым повесил трубку.

13 июля 1983 года, среда. Ташкент, Боткинское кладбище

Выяснив в администрации кладбища, на каком участке похоронен Георгий Заботин, Никита Левко отправился по указанному адресу. Найдя свежее захоронение с деревянной табличкой, он достал из брючного кармана бутылку водки и, отвинтив пробку, сделал несколько глотков прямо из горлышка. Так он поминал своего приятеля, с которым был знаком вот уже несколько лет, но не смог прийти к нему на похороны по причинам объективного характера — боялся привлечь к себе лишнее внимание. Зато теперь, придя сюда на вторые сутки после похорон, Левко этого внимания мог не бояться. Присев на ограду соседней могилы, Левко снова приложился к бутулке. И в это время к нему подошел мужчина, одутловатое лицо которого и стрижка под полубокс регбисту показались знакомыми.

— Вы почему на похороны не пришли — не смогли? — спросил мужчина, присев на ограду рядом с Левко.

— Не смог — срочные дела были, — коротко ответил регбист и спросил: — Я вас где-то видел или мне померещилось?

— Видели один раз год назад вместе с Жориком — я Егор Ильинский.

— А я Николай, — соврал регбист и первым протянул ладонь для рукопожатия.

Они немного помолчали, после чего Левко спросил:

— Много людей на похороны пришло?

— Не очень — человек десять. А еще милиция приходила — про вас спрашивали.

— Кого спрашивали? — стараясь не выдать своей чрезвычайной заинтересованности в услышанном, спросил регбист.

— Меня и спрашивали. Но что я мог им сказать, если видел вас мельком.

— И чего же они от меня хотят? — продолжал вопрошать Левко.

— Не знаю, может, им нужно выяснить, как Жорик погиб?

— А что там выяснять, если его машина сбила? — удивился регбист.

— Вот и я об этом подумал — все же ясно, как божий день. А эти двое милиционеров зачем-то на похороны приехали, про друзей Жорика что-то выясняют. Короче, сам черт ногу сломит.

В этот миг Левко перехватил взгляд собеседника, направленный на початую бутылку водки, которая по-прежнему была в руках регбиста. И Левко протянул ее Ильинскому:

— Держите, помяните Жорика.

Егор тут же схватил бутылку и, прильнув к ее горлышку, энергично задвигал кадыком. Дождавшись, когда Ильинский сделает несколько судорожных глотков, регбист возобновил разговор:

— Про кого еще спрашивали эти мильтоны?

— Про какого-то мужика с фотографии, но я его, как и вас, только один раз и видел. Худощавый такой, с родинкой на правой щеке.

— А когда это вы его видели?

— Неделю назад у Музея имени Ленина. Вы тогда вчетвером стояли: вы, этот мужчина, Жорик и еще один тип — узбек с зачесанными назад волосами. Я мимо в автобусе ехал, вот и увидел вас из окна. Выходить не стал — вы о чем-то разговаривали.

— Вы слышали такую поговорку: «Язык мой — враг мой»? — спросил у собеседника регбист, вставая с насиженного места.

— А что, не надо было об этом говорить? — искренне удивился Ильинский и, тоже поднимаясь, машинально протянул бутылку ее хозяину.

Но Левко лишь сплюнул себе под ноги и быстро зашагал к выходу с кладбища.

13 июля 1983 года, среда. Ташкент, Торгово-промышленная палата Узбекской ССР

Едва Алексей Игнатов и Талгат Агзамов вошли в кабинет, они практически одновременно поняли, что на этот раз ошибки быть не может — это был именно тот человек, которого они искали. Вот уже больше суток они пребывали в поисках мужчины, которого им описал Егор Ильинский. По его словам, тот незнакомец, которого он видел возле Музея имени Ленина в компании Широкова, Левко и Заботина, был представительным широколицым узбеком с черными как смоль волосами, зачесанными назад. Именно такой человек теперь перед ними и сидел в кабинете, на двери которого висела табличка «Мукамов Сабир Акрамович».

Узнав, кто именно к нему пришел, хозяин кабинета на какой-то миг стушевался, но затем быстро взял себя в руки и, убирая документы в сейф, поинтересовался:

— Интересно, по какому поводу я понадобился московской милиции?

— По поводу вашего возможного знакомства вот с этим человеком, — ответил Игнатов и протянул Мукамову фотографию Леонида Широкова.