Спасти Спасителя. Клад, который не достался никому

Петрович молчал. Да, он мечтал о поездке к сыну. Он ведь ни разу из страны не выезжал, нигде не бывал, а мир так огромен, разнообразен и интересен. Как он за сына радовался, когда тот смог поездить-посмотреть.

Но сейчас уезжать – бегство. Но если и Надюша его не поддержит – выстоит ли он один? Один против всех.

Два дня они провели в молчании. Он – мучительно делая выбор. Она – ему в этом не мешая. На третий день поздно, по темноте пришел Серега, тихо постучался. В комнату не пошел, рассказал, стоя в коридоре, что Вампир побои снял, в заявлении на Петровича написал: участковый деньги вымогал, в состоянии алкогольного опьянения нанес физические увечья. Никола документы в папку отдельную складывает.

Серега ушел, Надюша достала чемоданы.

– Андрюше позвоню, и завтра уезжаем. В Минске побудим у Ивана, пока билеты и все остальное оформим.

Петрович молчал. Он не очень верил, что Никола доведет дело до конца – слишком большое пятно на отделении. Да и боится его он. Знает, что молчать не будет. А рыльце у него в пушку, разговоры пойдут, разборки. Мироныч промолчит, конечно, ну так ведь он не единственный «делился». Вдруг найдется еще борец за справедливость. Но Надюше он не возражал.

Утром она поехала в больницу – отпуск оформлять. А он сел во дворе с садовым инструментом разбираться. Палисадник в порядок привести – цветы, кусты, зеленушку всякую. Подготовить все надо, если уезжать надолго.

Вдруг услышал громкое сопение и поднял голову. У калитки стоял Никола, без формы, с папкой в руках. Он выглядел смешным, неуклюжим толстяком. Джинсы сползали, майка туго обтягивала выпирающее пузо. Петровичу по-детски захотелось ткнуть пальцем в него. Вдруг воздух из него выйдет, и Никола, как сдувшийся шарик, опишет в воздухе замысловатый зигзаг и плюхнется на землю.

Никола вошел во двор, закрыл за собой калитку, сухо сказал:

–Поговорить надо.

Петрович молча отложил инструмент. Никола выложил на стол несколько листков из папки.

Свидетельство Лукина А.Г. о снятии побоев, справка о гипертонии у него. Заявление на участкового Жука М.П.– длинное, листа на четыре. «Человек ученный, много слов знает и располагает их в нужном порядке», – подумал Петрович

Петрович отодвинул бумаги.

– Никто здесь в это не поверит. У меня репутация безупречная, возраст. Заслуги есть.

– А кого здешние интересуют? Для открытия дела в области – этого достаточно. А там о репутации твоей по моей характеристике судить будут.

– Там могут, – согласился Петрович. – Но в стране какая борьба со взятками идет. Начальству для отчета надо показатели улучшать. Разоблачать нечистых на руку начальников.

Никола вытер вдруг лоб ладонью, от него шел тяжелый, острый запах пота, хотя не жарко было.

– Я могу этому заявлению хода не давать, – сказал он. – Жизнь тебе не портить.

– А что за это, благодетель??

Никола помолчал.

– Ты, Петрович, мужик умный, сам все понимаешь. Пусть будет как есть.

– И непутевый, безгласный Митька останется без вины виноватый?

– А ему все равно. Каждый получает, что заслуживает, – Никола тяжело перевел дыхание. – Он заплатил за свое безволие и пьянство. Я тоже за свои грехи плачу гипертонией страшной, давление такое, что умереть могу в любой момент.

Никола вздохнул, помолчал.

– А у меня детей трое, все учатся на платном. Каждый год плату повышают. Все деньги туда. Сдохну я, у них ничего нет. Только ради них и стараюсь. Ты думаешь, с моей зарплатой троих выучишь? Вот и пользуюсь, чем имею, – должностью.

Петрович смотрел на Николу, тот оперся о стол, после каждой фразы переводил дыхание, щеки багровели все больше, дыхание тяжелело. Он явно с трудом стоял. Петрович поднялся.

– Сядь, начальник.

Никола сел, расстегнул ремень на джинсах, долго вытирал лицо.

– Тебя за твои заслуги тоже наградила судьба. Сын в Америке. Сюда, небось, не вернется. Он тебе помогает, а не ты ему. Волноваться о нем не надо.

– Волноваться есть чему всегда, – сказал Петрович. Ему вдруг остро стало жалко Николу. Столько лет вместе проработали. Над полнотой его смеялись, а он болен так страшно. Его, Петровича, мысли о неблизкой смерти пугают, а как жить-поступать, если знаешь, что она всегда здесь, рядом.

– Я припугну этого типа, скажу, что дело на доследование отправил, сомнения есть. А бумаги эти выброшу. Давай разойдемся по-хорошему. Думаешь, помру, нового пришлют – по-другому будет. Не будет, – везде так. Показуха, ложь, страх, а всем как-то жить надо.

– Это да. На лучшую жизнь у большинства мужества не хватает, – согласился Петрович.

– Не мы это придумали – нам и не поменять, – сказал Никола. – А жизнь одна, она важнее справедливости.

Петрович усмехнулся – вот значит, как начальник заговорил.

–А, Петрович? – Никола заглянул ему в лицо.

Долго молчали.

– Еду к сыну в гости, завтра думаем отправиться. Надолго, думаю. В такую даль тащиться на месяц смысла нет. Америка – страна большая, есть что посмотреть.

– Да уж это точно, – вздохнул Никола.