Спасти СССР. Манифестация

Она была подвижна, но то была не суета — движения ее перетекали друг в друга с естественной неторопливой грациозностью. И лицо у нее было подвижно, словно игра света на воде. На меня она смотрела чистым, лучистым взглядом. У взрослых такой встречается очень редко, с годами он мутнеет от наслоений прожитого.

— Законсервировать, — сказал я.

— А? — вскинулась Мелкая с недоумением.

— Законсервировать бы тебя, — повторил я с сожалением, — лет на двадцать. Потом распечатать и наслаждаться — таких уже не будет.

Она неуверенно улыбнулась.

— Ладно, — я с сожалением вернул на стол ложку и встал, — мы сейчас с Софи пошушукаемся и вернемся чай пить. Расскажу, как съездил, как с бабушкой повстречались…

По лицу Мелкой мелькнула тень.

— Там… — нерешительно начала она, — а как… Я остаюсь?

— Все хорошо, — я взмахнул руками, прогоняя испуг из ее глаз, — мы разошлись, довольные друг другом. В посылке письмо должно быть.

Мелкая вцепилась в сумку и начала торопливо разгружать ее.

— Клубника… — Софья неверяще потыкала пальцем в покрывшуюся алыми пятнами газету.

— Я вам сейчас принесу, — с готовностью кивнула Мелкая.

— Без меня, — я направился в комнату, — на югах объелся.

Софья пришла через несколько минут: дверь отворила ногой, в руках — по глубокой тарелке с ягодами. Молча села на другой конец дивана, выставив угощение ровно между нами.

— Не, — отмахнулся я, — ешь сама. Я, правда, не буду.

Она передернула плечами и переместила одну из тарелок к себе. Темная ягода, вся в разводах тающего сахара, отправилась в рот. Софи сладко зажмурилась и поджала под себя ноги.

— Хорошо… — протянула довольно и, приоткрыв один глаз, выжидающе посмотрела на меня.

— И что видно? — участливо поинтересовался я.

— Бур-р-ратину… На голову стукнутого, — глаза ее сердито блеснули.

— Плодотворная идея, — охотно согласился я, — ее и будем разрабатывать.

Мы пободались взглядами, и победа осталась за мной. Софья обиженно засопела и потянулась за следующей ягодой.

— Так, — я провел рукой перед собой, словно сметая все повисшие в воздухе вопросы в сторону, — а теперь я хочу много сочных подробностей. Как тебе удалось это провернуть?

Нет, все же говорить о своих победах легко и приятно. Софьин рассказ, начатый неохотно, ни шатко, ни валко, быстро раскочегарился — и вот уже тарелка отставлена в сторону, в глазах — азарт, и Софья, сама того не замечая, подползает по дивану все ближе и ближе.

— А самое главное что? — она наклонилась ко мне и воздела вверх указательный палец, а потом сама же и ответила: — самое главное, что женщины в клинике ее не любят. Фифа с деревенской хваткой! Подумаешь, что грудь высокая! А вот отца твоего, между прочим, жалеют… Дальше уже проще было: я стол накрыла, и все вместе думали. А девчонки там, кстати, славные, хорошо так посидели, — глаза ее мечтательно затуманились.

— Песни не орали? — деловито уточнил я.

Софи попыталась сначала принять вид оскорбленной невинности, а затем передумала и звонко захохотала.

— Нет, — сказала, отсмеявшись, — все было нормуль. А потом еще ординаторы с коньяком подсели… — и она покосилась на меня из-под ресниц.

— Да не стесняйся, — подбодрил я ее.

— Тьфу на тебя, полено чудесатое, — беззлобно ругнулась Софья и потянулась, закинув руки над головой, — в общем, нашли живчика-добровольца: под два метра роста, кровь с молоком… Закуток ему с койкой выделили. Он эту вашу бабетту за две недели и охмурил по-тихому. С меня конфеты были, цветы и вино. Вот, кстати… — она достала кошелек и вынула из него пачку разномастных купюр, — триста двадцать, что осталось. И долг за сапоги.

— Угу, — кивнул я и сгреб все в карман, — а дальше как?

— А что дальше… — голос у Софьи чуть погрустнел, — дальше в нужный момент отправили твоего отца в тот закуток. Ему как раз аппаратура пришла, так пару коробок с какими-то датчиками мы прямо под ту койку засунули — вроде как по ошибке. Дождались свиданки у голубчиков, да и подсказали ему, где искать. И ключ запасной вручили. А там картина маслом: роза его с лепестками помятыми у молодого красавчика под боком возлежит, винишко с конфетами, цветы…

— Шикарно, — сказал я с сарказмом, а потом встал с дивана и подошел к окну.

Солнце уже умыкнулось за дома, и на город наползла густая серая тень. Люди муравьями растекались по квартирам — делить свои горе и радости.

— Грустно это все, — я, наконец, совладал со своим лицом и повернулся.

Софья молчала, с сочувствием глядя на меня.

— Грустно и печально, — повторил я, возвращаясь на насиженное место, — отца жалко. Последняя любовь… Кровоточить будет долго. Но лучше так — прижечь. Наверное…

Я устало помассировал виски.

Софья отвела взгляд и потянулась за очередной ягодой.

— Ладно, — я откинулся на спинку и посмотрел в потолок, — это остается на мне. А ты — молодец. Нет, правда: я бы так никогда не додумался. Настоящая женщина. Зачет. Ну что ж, — я наклонился к ней, — давай теперь поговорим о тебе.

Суббота, 22 апреля, 1978, полдень

Штаб-квартира ЦРУ, Лэнгли, Вирджиния