Туалет в этом важном здании был исполнен в привычно минималистической стилистике: белый кафель на стенах, крашенные синей краской кабинки. Я занял одну из них.
Почти сразу же из коридора послышались приближающиеся мужские голоса, и в туалет зашло несколько человек. Дружно зачиркали спички, донеслись звуки первых сладостных затяжек.
"Совещание закончилось", — догадался я и толкнул дверцу, выходя.
— А по китайским иероглифам надо с куратора восточного факультета начать, — выдохнув к потолку дым, начал размышлять вслух один из курильщиков. Затем дернул головой на движение и заметил меня. На лице его промелькнула досада.
Я опустил глаза в пол и попытался превратиться в полупрозрачную тень. Возможно, даже, получилось — когда прошмыгивал мимо, за плечо меня никто не схватил.
"Просто совпаденьице, да?" — хорохорился я про себя, — "паранойя, говоришь?"
Вдох-выдох… Вдо-о-ох… Выдо-о-ох…
"Соберись. Ложится рядом, но пока не в твою воронку. Но очень рядом…"
Я с силой размял ладонями лицо и вернулся в комнату.
За дверью меня встретил звонкий женский смех. На углу стола сидел, наклонившись к разрумянившейся Светлане Витальевне, какой-то чернявый мужчина, и, энергично покачивая ногой, что-то ей жизнерадостно втирал.
— Не помешаю? — вежливо уточнил я.
Светлана Витальевна чуть слышно ойкнула. Чернявый обернулся и недоуменно заломил бровь.
— Георгий Викторович, — начала торопливо объяснять "завуч", — это по теме школьной поисковой экспедиции…
— Понятно, — прервал он и окинул меня цепким оценивающим взглядом.
Дверь за моей спиной распахнулась, и кто-то произнес запыхавшимся голосом:
— Товарищ Минцев, к аппарату! Москва, вторая линия…
Чернявый мгновенно посерьезнел и стремительно, точно крупная хищная рыба, проскользнул мимо меня.
— Закончилось? — уточнил я у Светланы Викторовны.
— Ага, — кивнула та, быстро разглядывая себя в извлеченном невесть откуда карманном зеркальце. Увиденным, судя по всему, осталась довольна — стрельнула сама себе глазами, чуть взбила челку и выжидающе уставилась на дверь.
Та, словно только того и дожидаясь, открылась. Светлана Витальевна чуть заметно посмурнела: вошедший был светловолос. Я узнал одного из курильщиков.
— Добрый день, Андрей, — кивнул он мне и мягко пожал руку, — садитесь. Чайком угостите? — повернулся он к девушке.
Дверь опять распахнулась, и в нее, не заходя в комнату, засунулся Минцев:
— Витольд: все, я полетел докладывать. Работайте строго по планам. Светик — целую ручки, с меня — театр.
— Ловлю на слове, — зарозовелась та.
Он, посерьезнев, посмотрел на нее длинным взглядом, словно запоминая покрепче, потом дверь закрылась.
— Поговорим? — повернулся ко мне Витольд.
— Светлана Витальевна сообщила мне цель беседы. Это не помешает?
Он тонко улыбнулся:
— Это я приказал так сделать. А ты уверен в себе, раз сказал об этом, верно?
— Вам, барин, виднее, — дурашливо ухмыльнулся я.
На лицо психолога наползло озабоченное выражение.
"Ну, а кому сейчас легко…" — подумал я без всякого сочувствия, — "меня бы кто пожалел".
Из Большого Дома я вывалился часа через три — совершенно очумелый, словно все это время меня без перерыва крутило и полоскало в баке стиральной машины. Мне было уже глубоко безразлично к каким выводам придет мозгокрут Конторы. Не будет поисковой экспедиции — и ладно… Найду другие идеи. Размышлять об этом не было ни малейших сил. Хотелось расслабиться и бездумно брести куда глаза глядят. Пусть мелкий дождик холодит разгоряченный лоб, пусть привычно хлюпает под ногами, а в голове не шелохнется ни одной мысли.
Но, оказалось, не судьба…
— Андрей? — окликнули меня, когда я спускался по гранитным ступеням Большого Дома.
Я повернулся. То был Гагарин: в кепке, кургузом плаще, с авоськой в руках.
— Привет, — отозвался я с ленцой. Мысли мои были еще не здесь.
— Какими судьбами? — растерянно спросил он, переводя взгляд с меня на монументальные двери за моей спиной и обратно.
— К бате заходил… — безразлично щурясь в моросящее небо ответил я. — А ты? Ах, да, ты же тут рядом живешь, на Моховой.
— Откуда знаешь? — вскинулся он.
— П-ффф… — выдохнул я протяжно, — я мог бы сказать, что нашел в телефонном справочнике. Но ведь там ничего не сказано про Глуздева Ивана Венеровича, 1953 года рождения, беспартийного, незаконченное высшее. Верно?
Он ошарашенно помолчал, потом на лице его проступило опасливое уважение:
— Ну, ты даешь!
— А ты как думал? — я взглянул на него со значением, — все контакты проверяются. Это — азы. Ты куда?
Он качнул рукой в сторону перекрестка, и молочные бутылки в сетке жалобно звякнули.
— Тогда пошли, — я двинулся в сторону Невского, Ваня пристроился слева.
— Слушай, а хорошо, что встретились, — оживился я, — звонить теперь не придется. Духи завтра нужны, сделаешь?
— Франция? — Гагарин моментально приобрел деловой вид.
— Нет, — покачал я головой, — две "Пани Валевска" и "Рижская сирень".
— Полтос, — с готовностью откликнулся он.
— Ну, ты жучара… Две цены!
Гагарин с философским видом пожал плечами и промолчал.
— На Техноложку привезешь? — подумав, уточнил я. — Завтра, к полчетвертого?