Спастись ещё возможно

— Блажен, кто и скоты милует, — сказал отец Иларий. — Преподобный Сергий делился со зверем последним кусочком хлеба, вот и полюбил его лесной великан. Но не этим только покорил его Преподобный. Известно, что святые подвижники через дивную жизнь свою, при содействии благодати Божией, восстанавливали в себе образ Божий и им, подобно несогрешившему еще Адаму, повиновалась всякая тварь. Вспоминается одна история, быть может знакомая и вам, из летописи Хутынского монастыря. Про игумена и медведя. Это случилось, ни много, ни мало — в семнадцатом веке…

* * *

XVII век. Хутынский монастырь

Медведя видели и послушники-пастухи, и местные крестьяне. Был он огромной, необыкновенно злобной тварью, всем своим видом вселяющей ужас. Последние недели упорно бродил вокруг монастыря, рождая массу слухов и предрассудков…

Небогатым был Хутынский монастырь. Главной поддержкой его существования были хорошие пастбища, пожертвованные обители неким местным, радеющем о спасении души, боярином. Подумав, как извлечь пользу из такового приобретения, иноки порешили завести овец. Купили стадо и поставили стеречь пастухов-послушников. С тех пор овечья шерсть давала все нужное обители: и одежду для братии, и доход от продажи излишков.

Но едва только дела монастырские начали выправляться к лучшему, как появился этот медведь и стал похищать монастырских овец. Не смея сами ничего предпринять, послушники-пастухи не раз докладывали настоятелю о чинимых медведем обидах. Но старец-настоятель почему-то все медлил с решением, говоря, что, мол, и медведю надо же что-то поесть.

А тот от безнаказанности совсем разошелся, и резал овец не от голода, а будто ради потехи, так что стали находить жертвы уже не только несъеденными, но почти и нетронутыми — только растерзанными. Снова пастухи с поклоном пришли к настоятелю.

— Не дело творит косолапый, это уже озорство. Ради потехи губить не позволю, — проговорил старец и, взяв свой посох, пошел в лес. Один.

На следующий день изумленная братия увидела своего настоятеля, идущего из леса в монастырь в сопровождении того самого матерого медведя. Старец вошел в свою келью, а медведь спокойно лег у крыльца.

— Отче, что делать с медведем? — спрашивали настоятеля не на шутку перепуганные келейники. — Он лежит у крыльца и никуда не отходит.

— Не трогайте его, пусть лежит. Мы с ним пойдем завтра в Москву, на суд к Патриарху, — отвечал настоятель.

Братия решили: “Шутит отец настоятель”. Однако на следующий день после недолгих сборов настоятель, действительно, отправился пешим ходом в Москву, а за ним покорно поплелся обидчик. Пришлось им проходить через многие города и деревни, и везде народ с удивлением смотрел на такое странное шествие.

Тогда на потеху народа еще часто водили по деревням прирученных медведей, но те звери бывали заморены голодом и обязательно сажались на цепи. Этот же, небывало огромный, свирепого вида, шел совершенно свободно, как бы по собственной воле. Да и странным, надо сказать, был этот медведь. Домашние животные относились к нему совершенно спокойно, а собаки подбегали и дружелюбно его обнюхивали. Сроду такого никто не видал! Как не подивишься, когда корова, увидев проходящего рядом извечного врага всякой травоядной скотины, лениво кидала в его сторону взглядом и продолжала пощипывать травку.

А вот люди — те крепко страшились медведя и даже отказывали настоятелю в ночлеге, так как тот из боязни, чтобы кто-либо ненароком не убил зверя, просил поместить его где-то поблизости от себя.

Так, — худо ли, бедно ли, — добрел хутынский настоятель со своим обидчиком до Москвы, до самого Патриаршего подворья. Вошел он в покои Патриарха и просил доложить о себе, а медведь тем временем у ворот оставался.

Патриарх любезно принял хутынского настоятеля.

— Я к тебе, Святейший отец, пришел с жалобой на нашего обидчика, — принимая благословение Патриарха, сказал настоятель. — В соседнем лесу поселился медведь и ведет себя непотребно — похищает наших овец больше, чем съесть может, стало быть, просто ради своей звериной страсти потешается над кроткой Божией тварью. Этого я стерпеть не мог и привел его к твоему Святейшеству на суд.

— Кого привел? — удивился Патриарх.

— Да нашего обидчика, Святейший владыка.

— Где же он?

— У ворот дожидается твоего суда. Внуши ему, Святейший, что такое поведение зазорно созданию Божию.

Решил было Патриарх, что потешается над ним старец, но внимательно взглянув в его кроткие, смиренные глаза, понял, что нет — все действительно так, как игумен Хутынский и говорит.

— Брат, зачем же ты трудился вести его ко мне, если он тебе так повинуется, что пришел за тобою в Москву? — удивленно спросил Патриарх. — Запрети ему сам.

— О, нет, Святейший отец. Что я такое? Запрети ему ты своими святительскими словами не чинить больше обиды неповинной твари. Внуши ему, что озорничать грешно и непотребно.

Пораженный этим рассказом Патриарх вышел на крыльцо, а хутынский настоятель пошел к воротам и вскоре вернулся во двор, сопровождаемый огромным косматым медведем.