Спастись ещё возможно

Часа полтора Сергей старательно покрывал ровными строчками листы казенной бумаги. В плоскости листа все складывалось нелегко: не находилось верных слов, мысли путались или совсем ускользали.

Майор в это время занимался текущими делами, но, похоже, не выпускал Сергея из поля зрения. По крайней мере, когда тот, наконец, закончил писать и поднял глаза, тут же наткнулся на настороженный, цепкий взгляд опера. Сергей перечитал и, вздохнув, передал майору.

— Сейчас отправляйтесь домой, — сказал тот, сложив листки в стопку перед собой, — когда потребуется, я вас найду и вызову. Вы по месту прописки живете?

— Пока да, — ответил Сергей, — по крайней мере, еще несколько дней.

— Что так? — поинтересовался Борский, — Выселяют?

Сергей запнулся с ответом, будто упругий ком застрял в горле, но он справился с собой и, думая, что не стоило бы этого говорить, все же ответил:

— Я продаю квартиру.

Борский метнул на Сергея быстрый взгляд, целая гамма чувств мгновенно промелькнула на его лице, и, чтобы скрыть волнение, он даже отвернулся в сторону, но Сергей смотрел себе под ноги и ничего не заметил.

— Семью хотите обеспечить перед тюрьмой? — взяв себя в руки, спросил Борский. — Или в общак сольете?

— Да нет, я не обременен семьей и общак мало меня колышет. Деньги пойдут в монастырь, — Сергей сообщил это спокойно, как нечто само собой разумеющееся — так, словно поступать подобным образом стало хорошей и доброй традицией всех горожан.

— Вот даже как? — удивился майор. — Ну, хорошо, я с вами свяжусь. Прятаться не будете?

— Зачем, — пожал плечами Сергей, — ведь это не вы меня нашли, я сам пришел.

— И то верно, идите — согласился Борский. В его маленьких глазках полыхнули два ярких костерка, какие, наверное, разжигают в пампасах дикари-каннибалы, готовясь изжарить свою добычу.

Оставшись один, он долго мерил кабинет шагами. Наконец присел за стол и набрал телефонный номер.

— Фока? — спросил он, когда сняли трубку, — Это я, надо срочно увидеться…

* * *

К обеду завьюжило. Сергей, купив на рынке продуктов, возвращался домой. У выхода с базара он заметил смутно знакомого субъекта. “Ага, — тут же вспомнил он эти узкие плечи и этот во всю щеку фингал — многодетный папаня!” Мужичок вертел в руках перед собой какую-то одежонку, похоже, предлагая ту для продажи. Сергей замедлил шаг и без труда опознал свою кожаную куртку, давеча пропавшую из гардероба. “За сколько же он ее толкает? — заинтересовался Сергей. — Я за нее, помнится, пятьсот баксов заплатил?” А покупатель, кажется, уже нашелся: какой-то толстый базарный азербайджанец, по уши заросший щетиной. Он мертвой хваткой вцепился в куртку, и в, тоже время, кривился, брезгливо надувал губы, будто речь шла о ведре гнилой картошки. Папаня совсем скоро сдался и, спрятав полученные деньги, рванул к винной лавке. “Рублей двести получил”, — отметил Сергей и сильно тряхнул головой, пытаясь избавиться от нахлынувшего вдруг раздражения. “Просящему дай — ведь так сказано? — успокаивал он себя. — А раз так, что сокрушаться. У них свои головы на плечах…”

Вечером позвонила Евгения.

— Знаешь, я просто сама не своя, — сразу призналась она, — как ты ушел, все ругала тебя, думала: вот, свихнулся. А потом вдруг словно пронзило меня: ведь если он, такой далекий от церкви, веры — и вдруг так перевернулся, так значит и правда есть Бог Всемогущий, Который, как и сказано в Евангелие, и из камней может сделать детей Аврааму? Тогда, получается, что прав ты во всем? Что делаешь все именно так, как надо? А что же я? … Только я, Сережа, не могу так! Не могу все бросить, — всю свою жизнь — и идти куда-то там в монастырь, молиться ночи напролет. Не умею я это, Сережа. Но ведь надо? Так?

— Да нет, сестренка, — тепло сказал Сергей и улыбнулся, да так, что она, каким-то образом на этаком расстоянии почувствовала его улыбку и сама двинула вверх уголки губ — сквозь слезы, потому что плакала и не могла остановиться. Улыбалась и плакала, а он, как мог пытался утешить:

— Ни к чему это всем — бросать мир и идти в монастырь. Можно быть христианином везде, на любом поприще. А тебе — тем более, ты ведь учительница. Знаешь, что есть Бог? Расскажи! Открой вечность своим ученикам, научи тому, что жизнь не кончается никогда, но счастье в будущей жизни надо заслужить! Они ведь живут другим — Бог весть чем! Напомни им, что они русские, православные и что невозможно быть русским и не любить Россию! Научи их помнить последняя своя и думать о грядущей вечной жизни. А в могилу ведь не унесешь ничего — так было раньше, так и сейчас — объясни это! Еще научи их прощать. Ты представляешь, что будет, если мы все научимся друг друга прощать? Представляешь? Это же будет почти что рай! Научи их любить друг друга, но не плотской любовью, — этому сейчас горазды учить все — а духовной, устремленной в вечность и радеющей поэтому только о спасении… Научи их… — Сергей замолчал, он словно сам растворился в тех горизонтах, которые распахнул сию минуту пред сестрицей. А Евгения прошептала: