Спастись от себя

Они кинулись к двери, но, не успев добежать, услышали, что с той стороны кто-то скребется. Пока они бродили по квартире, их успели обложить со всех сторон. Истомин, чертыхнувшись, вбежал на кухню, выглянул в окно и увидел невдалеке пожарную лестницу. Он указал на нее спутницам. Игла кивнула и первой высунулась из окна, Датчанин страховал ее. Женщина успешно перебралась на ржавую лестницу. За Иглу Сергей был спокоен и, не дожидаясь, пока она спустится, обернулся к Марушке. Та некоторое время колебалась, но все же решилась повторить путь подруги – правда, в какой-то момент оступилась и повисла на одной руке. Спустившись, Игла тут же прижалась к стене дома и принялась оглядываться по сторонам. Не обнаружив поблизости опасности, она попыталась помочь напарнице, которая кулем рухнула вниз. Датчанин тем временем перебрался на лестницу сам и, добравшись до последней ступеньки, оттолкнулся, сгруппировавшись в прыжке. Приземлился он относительно удачно, разве что слегка ушиб руку.

Оглядевшись, Истомин знаками показал, что надо возвращаться в метро. Женщины заупрямились было – кажется, они вошли во вкус. Но тут странный звук, похожий на отдаленный стон, во много раз усиленный и подхваченный десятком глоток, послышался откуда-то со стороны Курской. Датчанин не мог бы с уверенностью сказать, что это было, но спутницы его сразу образумились и покорно двинулись за ним в обратный путь. Выходя из переулка на Маросейку, сталкер оглянулся – и обнаружил, что Игла идет за ним по пятам, а вот Марушка отстала, чтобы, видимо, поправить рюкзак. Чертыхнувшись про себя, Сергей шагнул было назад, за ней, – но его опередили.

Огромный силуэт на секунду склонился над женщиной, мелькнула распахнутая пасть, длинный вываленный язык – и Марушка просто исчезла, будто ее слизнули. В каком-то смысле так оно и было. Датчанин еще не мог осмыслить случившееся, а мозг уже отдал мышцам приказ: Сергей схватил Иглу за руку и буквально поволок в сторону улицы, под защиту ближайшего дома. Впрочем, судя по доносившимся звукам, то, что схватило несчастную Марушку, удалялось не менее резво в противоположном направлении, видимо, удовольствовавшись добычей. Когда Датчанин остановился, Игла вырвалась у него из рук, схватилась было за оружие, но он ударил ее по руке. Через пару секунд она и сама сообразила, что поздно уже что-либо предпринимать. И Сергей быстро зашагал к станции, почти не оглядываясь, уверенный, что бритая и так идет за ним. «Почему, ну почему я не отказался от этой сумасбродной затеи? – злился он, проклиная все на свете. – Ведь знал же, что у них всегда так – то нога не вовремя подвернется, то поправить что-то нужно в самый неподходящий момент». Эти бабские мелочи и в прежней жизни способны были довести его до белого каления, а в нынешней – и до кое-чего похуже. Игла плелась следом за проводником, как побитая собака.

На станции, после того как они прошли дезинфекцию и переоделись, Истомин первым делом потащил напарницу в бар. Вокруг собрались чуть ли не все, кто бодрствовал на этот момент, то есть большинство населения станции. В глазах бритых братков и размалеванных девок светился один и тот же вопрос, но все почтительно молчали, ожидая, пока вернувшиеся сверху придут в себя и будут в состоянии рассказывать. После двух кружек браги Игла обрела дар речи.

– Ч-ч-то это б-было?

– Не знаю, – мрачно сказал Датчанин. – Могу только предположить. Знаешь, бывают такие – наподобие гигантских жаб. Передвигаются прыжками.

Откуда-то материализовался белобрысый Серега. Окинул вернувшихся взглядом, вопросов задавать не стал, молча сгреб Датчанина за шкирку. Тому было все равно – но все же невольно он зажмурился, ожидая удара. Но Серега драться не стал – только подтянул сталкера к себе и некоторое время глядел в глаза пристально.

– Невезучий ты, Датчанин. Я бы с тобой за хабаром не пошел, – наконец, сказал белобрысый и разжал руку – так, что Истомин едва не упал обратно на стул. А потом браток обернулся к бармену:

– Налей, что ли. Помянем. Красивая девчонка была. Ей бы жить и жить…

– У нее был кто? – спросил Датчанин тоскливо.

Игла покачала головой:

– Сирота она, родителей н-не помнит. Н-не помнила.

– Чего она наверх-то потащилась?

– Н-несчастная любовь. Г-говорила я ей – не ходи, д-дура. – Игла, скривившись, отпила из кружки.

– Вы откуда сами-то?

– П-последнее время на Авиамоторной жили. А д-до того – куда только ни заносило.

– Ты лучше попроси – может, тебя с Кошкой сведет кто, – тихо сказал сталкер. – Только не здесь спрашивай, здесь ее не любят. А вообще, бросай ты это дело.

Игла пожала плечами. Кажется, до нее до сих пор не совсем дошло, что подруги больше нет.