Спектр

В течении десяти минут Мартин спорил с полицейским. Хотя – можно ли называть спором два монолога? Мартин растолковывал, что в человеческой культуре не принято забирать в рабство или усыновлять спасенных от смерти существ. Полицейский объяснял, что культура шеали основана на традициях и спасенное от смерти существо “переходит в новую стаю”. Мартин уверял полицейского, что вовсе не ставил своей задачей спасти какого-то конкретного птенца. Полицейский сообщил, что многочисленными свидетелями подтверждено – только вмешательство Мартина сохранило птенцу жизнь. Мартин наотрез отказался забирать птенца на Землю, равно как заботиться о нем на Шеали. Полицейский признал, что такое право у Мартина есть – но тогда оставшийся в одиночестве птенец погибнет. Мартин язвительно спросил, имеет ли он право делать с птенцом все, что ему угодно? Полицейский подтвердил, что несовершеннолетняя особь, “выпавшая из гнездовья”, не пользуется защитой законов.

Из полицейского участка Мартин выскочил красный и в голос ругающийся матом.

Птенец шеали! Член “его стаи”!

Он представил себе гигантскую канарейку, расхаживающую по его московской квартире. Представил, как возбужденно размахивая крыльями, птенец сообщает: “Папа, папа, а мальчишки во дворе сказали, что я тебе неродной!”

– Сволочи! – завопил Мартин. – Идиоты! Дебилы!

“Документ на птенца” жег руку. Мартин мстительно ухмыльнулся, приноровился порвать карточку. И вспомнил: “Я жива. Я же говорила – я девочка”.

Если бы он не заговорил с маленькой шеали…

Впрочем, кинулся бы он спасать птенцов – не поговорив вначале с “девочкой”?

– Дурак… – обреченно прошептал Мартин.

Все-таки правила для туристов были написаны не зря…

Спрятав картонку в карман, Мартин побежал к фонтану. Почему-то ему представилось, что девочка так и стоит под струями воды – мокрая, продрогшая, в один миг ставшая абсолютно одинокой и беззащитной…

Девочка сидела на скамейке. Мокрая, взъерошенная и беззащитная. Мартин понял, что это именно она – остальных птенцов от фонтана увели, да и все следы побоища исчезли.

Мартин перешел на шаг. Присел рядом. Посмотрел на птенца.

“Как глупо все получилось” – сказала девочка. – “Теперь я в твоей стае?”

“Да” – ответил Мартин.

Девочка спросила:

“А у вас вообще есть стаи?”

“Нет. Есть семьи… нации… государства… Но это другое”.

“Я так и думала. Плохо”.

– Ну что мне делать, а? – произнес Мартин в пространство.

“Ты говоришь на своем языке?”

“Да”.

“Извини, я не понимаю, когда ты говоришь на другом языке. Если ты возьмешь меня с собой и примешь в стаю – я постараюсь его выучить. Я способная. У меня еще есть время учиться”.

“А ты допускаешь, что я не возьму тебя?” – с любопытством спросил Мартин.

“Да. Если у вас нет стай… я принадлежу к иному биологическому виду… я послужу обузой”.

“Полицейский даже не поинтересовался, есть ли у нас стаи…”

“Полицейский – взрослый. Он уже не умеет думать”.

Мартин кивнул. Вздрогнул, осмыслив сказанное:

“Что значит – не умеет думать?”

“Не уметь думать – это означает не уметь думать”.

“Ты – думаешь?”

“Конечно”.

“Другие дети?”

“Да”.

“А взрослые?”

Девочка что-то прощебетала. Кажется, это было местным аналогом смеха:

“Извини, я думала, ты знаешь. Конечно же – нет”.

“Ты поэтому убежала? Когда узнала, что я взрослый?”

“Да. Я растерялась. Я не сразу осмыслила, что ты – Чужой, и умеешь думать, даже когда стал взрослым”.

“Но ваши взрослые – говорят” – напомнил Мартин. – “Они работают, ходят через Врата, управляют машинами…”

“Они это умеют. Это…” – девочка замолчала.

“Рассудок?” – подсказал Мартин.

“Рассудок. Правильно. Они научились. Они были детьми, умели думать. Они узнали всё, что им нужно для жизни. И перестали думать. Думать – трудно. Думать больно и опасно. Если в мире нет неизвестных опасностей – тебе вовсе не нужно думать”.

“Именно поэтому убийца… сошел с ума?”

“Он не сошел с ума, а пришел к уму” – терпеливо сказала девочка. – “Он встретил новую сущность – тебя. В детстве его не подготовили к встрече с Чужими. Ты вел себя как шеали, но не был шеали. Рассудка не хватило, и ему снова пришлось думать. Он был шокирован разумом. Он заболел. Он не успел осмыслить новое и стал действовать как первобытный шеали – убивать слабых, чтобы спасти себя. Мне очень его жаль”.

“Как шеали перестают быть разумными?” – спросил Мартин. – “Я хотел бы знать”.

Девочка пристально смотрела на него.

“Извини, я только теперь поверила, что ты разумный. Ты принял новое сразу. Прости, я сомневалась”.

“Ничего. Ты расскажешь мне, как шеали перестают быть разумными?”

“Да. А ты берешь меня в свою стаю?”

“Ну не могу же я тебя тут бросить? Ты ведь умрешь тогда”.

“Я попробую выжить. Я умная, я что-нибудь придумаю. Можно уйти в леса и жить как дикари. Там есть хищники, но я сделаю…”

“Ты хочешь есть?” – спросил Мартин.

“Очень” – мгновенно ответила девочка.

“Какой же я дурак… Идем”.

…Слава Богу – она не клевала принесенную официантом кашу, а ела чем-то вроде ложки. Начни девочка деловито стучать клювом по тарелке – опасность “шокироваться разумом” угрожала бы Мартину.