Отошёл от края пандуса, снял и бросил на доски пандуса куртку. Сел на неё по-турецки и приготовился ждать.
Было жарко. Хотелось пить. Очень не хотелось думать о том, какой приём окажут ему на Земле подполковник Юрий Сергеевич с коллегами.
Мартин думал о чекисте и облизывал пересохшие губы. Солнце, за час почти не сдвинувшееся с места, пекло голову.
Наконец что-то изменилось. Лёгкая, едва уловимая дрожь пошла по упругой поверхности воды. Пандус стал мелко вибрировать.
Мартин встал, разминая затёкшие ноги, и постарался принять вид спокойного, уверенного в себе и ничего во Вселенной не боящегося человека.
Метрах в десяти от края пандуса всплыл на поверхность воды прозрачный стеклянистый пузырь размером с микроавтобус. Поверхность пузыря почти ничем от воды не отличалась, казалось, будто со дна подымается исполинская, заполненная прозрачным газом полость.
Но в пузыре этом виднелись две фигуры — одна из которых была человеческой.
Мартин дождался, пока скользящий по поверхности пузырь приблизился к пандусу и раскрылся — превратившись в полупрозрачное синее блюдце. И помахал рукой Ирине Полушкиной, стоящей рядом с двухметровым беззарийцем.
Тело Чужого было прозрачным, не имеющим даже лёгкого голубого оттенка, свойственного субстанции. Он представлял собой не более чем огромную живую каплю. Комки органелл, свободно плавающие в жидком теле, даже не соединялись между собой. Тело Чужого было водой, и водой была его кровь.
Беззарийцы были амёбами. Единственной разумной одноклеточной формой жизни.
— Мир вам! — сказал Мартин.
Взгляд не мог оторваться от беззарийца, а в душе непроизвольно зарождался страх. Не имеющий никаких предпосылок и оснований… дикий, перемешанный с отвращением и даже гадливостью.
Прозрачный бурдюк шевельнулся и потёк вперёд, не меняя при этом своего условно-вертикального положения. Чёрные комочки зрительных рецепторов собрались на обращённой к Мартину поверхности тела. Между ними всплыл тёмный диск мембраны-резонатора, и Чужой заговорил:
— Мир и тебе, многоклеточный. Буль-буль-буль. Мир тебе, пленённая колония моих неразумных собратьев. Буль!
Голос был мягким, напевным… влажным.
Амёба выплеснула в сторону Мартина ложноножку… или, правильнее будет говорить — ложноручку? Стиснув зубы, Мартин протянул руку и коснулся амёбы.
Ощущение ничем не отличалось от касания субстанции. Холодное пыльное касание.
— Мир тебе, одноклеточный брат мой, — торопливо подстраиваясь под лексику беззарийца, сказал Мартин.
Покосился на Ирину — жива ли?
Девушка пока не собиралась умирать. Смотрела на Мартина и улыбалась.
— Не угнетаешь ли ты клетки, составляющие твой организм? — продолжала амёба. — Буль, товарищи? Ты не принимаешь ядохимикатов, уничтожающих амёб? Буль?
— Джон Буль тебе товарищ! — не выдержал Мартин. — К чему этот спектакль?
Амёба мелко затряслась, мембрана издала кашляющий смех. Потом беззариец пояснил:
— Это обычно срабатывает. Люди очень нервничают, разговаривая с разумной клеткой.
— Я читал про ваше чувство юмора, — пояснил Мартин. — Да, я испытываю очень неприятные ощущения — мне впервые доводится разговаривать с одноклеточным.
— Ты не вкладываешь в слово «одноклеточное» оскорбительного смысла? — забеспокоилась амёба.
— Нет, это обычное биологическое определение.
— Тогда проходи в транспортную каплю, — предложила амёба. — Твой товарищ давно ждёт тебя.
Мартин посмотрел на «товарища». Девушка выглядела более чем соблазнительно… давно Мартину не приходилось встречать таких хороших товарищей. Ирина была одета в те же самые шорты защитного цвета и серую футболку, что и на Библиотеке. Босые ноги и голубая ленточка в волосах придавали облику «товарища» скромную деревенскую сексапильность.
Да, странно было бы ожидать от амёб понимания половых различий. Впрочем, и для Мартина сейчас не время и не место любоваться девчонкой.
— Привет, Иринка! — сказал он, шагая на «блюдце».
По сравнению с субстанцией транспортная капля была более плотной и ощутимо тёплой.
— Привет, Мартин! — ответила Ирина, и, всхлипывая, повисла у него на шее.
Это было так неожиданно, что Мартин совсем растерялся — принялся неуклюже поглаживать девчонку по плечам, бормотать что-то глупое и даже стыдливо озираться на беззарийца.
Амёба кривлялась — иного слова Мартин подобрать не смог. Амёба приплясывала перед ключниками, отращивала себе ноги, руки и хвост, покрывалась прозрачными чешуйками и шерстью, так что на мгновение становилась стеклянной копией ключника. Амёба издавала тихие каркающие звуки и разве что не складывала ложноручки в оскорбительном жесте. Заметив взгляд Мартина, амёба прекратила паясничать и потекла назад, в движении перебросила голосовую мембрану на «спину» и сообщила:
— Ну не люблю я их! Имею право?
— А… ага, — все ещё обнимаясь с Ириной, согласился Мартин.
— Решили заняться митозом? — мгновенно оценив ситуацию, произнёс беззариец. — Я не помешаю?
— Павлик, прекрати! — попросила Ирина, резко отступая от Мартина. — Мой друг невесть что о тебе подумает!
— А я что? Я ничего, — скользя в центр «блюдца», ответил Чужой. — Так, шучу…
— Павлик? — спросил Мартин у Ирины.