Спектр

Он помнил этого интеллигентного очкастого паренька, быстро сделавшего себе хорошую репутацию, в разговоре к месту и не очень употреблявшего словечко «поспешим», но полгода назад внезапно прекратившего работу.

— Не слышал, чтобы его так звали. Спешок — слышал…

— Он в наших разработках проходил как Поспешай, — признался Юрий Сергеевич. — Но он больше не работает.

Официант принёс рульку, пожелал приятного аппетита и удалился. Мартин с удовольствием оглядел заказ: подкопчённая, нежная свиная рулька, сервированная пропаренной с грибками гречневой кашкой, с обжаренным в постном пахучем масле лучком и тёртым перепелиным яичком на большой матово-блестящей круглой белой тарелке. Сказал:

— Знаешь, в каждом блюде должна быть своя изюминка. Вот здесь — тёртое перепелиное яичко придаёт весь колорит!

— Я уже заметил, что ты к перепелиным яйцам неравнодушен, — согласился Юрий Сергеевич, берясь за нож с вилкой.

— И обязательно — пиво! Свежее тёмное пиво… А я в ваших разработках прохожу как Ходок? — решил блеснуть эрудицией Мартин.

Юрий Сергеевич, тщательно прожёвывая кусочек мяса с гречкой, промычал:

— У… и впрямь вкусно… Тебе честно?

— Честно, — легкомысленно попросил Мартин.

— Нет, ты у нас проходишь как Сноб.

Никогда ещё Мартин не чувствовал себя таким униженным. Впечатай его Юрий Сергеевич лицом в пропаренную гречневую кашку с пахучим маслом, лучком и тёртым перепелиным яичком — унижение было бы куда меньшим.

— Не обижайся, — попросил Юрий Сергеевич. — Это ещё до меня…

— А ты бы выбрал другое имя? — спросил Мартин.

— Честно? — спросил гэбэшник.

Мартин покачал головой и уставился в тарелку. Большую матово-блестящую круглую белую тарелку.

— Какая разница в именах, которыми нас назовут? — спросил Юрий Сергеевич. — Куда важнее, как мы сами себя зовём. Наедине с одиночеством, когда только Бог и дьявол могут услышать…

Мартин поднял взгляд на Юрия Сергеевича и спросил:

— Ты уверен, что в твоём роду не было ключников?

— Психиатр, поп, бухгалтер-растратчик… — начал перечислять Юрий Сергеевич.

— Кстати, психиатр был алкоголиком, поп — под конец жизни стал расстригой… что-то не везло предкам. Как положено, были татарин и еврей. Век назад даже красный латышский стрелок замешался… Ключников не было.

Мартин невольно улыбнулся:

— А как ты озаглавил бы собственное досье?

— Дятел, — не раздумывая сказал Юрий Сергеевич. — Не потому, что стучу… потому что нудно долблю в одну точку. Иногда достаётся вкусная личинка. Чаще — труха.

Он аккуратно отрезал и подцепил кусочек рульки. Прожевал, сказал:

— Вкусно, честное слово. Спасибо. Быть снобом — очень приятное занятие.

— Ты думаешь, мне не доводилось голодать или делить последний сухарь на три дня? — спросил Мартин. — Пить воду из луж, жрать плоды, от которых то ли понос на неделю прихватит, то ли вообще копыта откинешь?

— Я знаю, — просто сказал Юрий Сергеевич. — Я же не говорю, что поставил бы на твоём досье слово «Сноб».

— Тогда — какое?

— «Денди».

Мартин пожал плечами.

— «Джентльмен» — слишком длинно. Да и слово немножко опошлено, — пояснил Юрий Сергеевич. — Английский денди вовсе не всегда ходил во фраке. Если надо было — отправлялся в Индию болеть малярией во славу королевы. Когда надо — всё должно быть комильфо, когда надо — не испугается пота и крови… воды из луж… Знаешь, что такое «комильфо»?

Мартин кивнул.

— Наша российская беда, — неожиданно перешёл к высоким материям гэбэшник, — именно в том, что мы любим крайности. Либо немытый тупой детина с многодневным похмельем и перегаром изо рта, либо самодовольный нувориш, боящийся испачкать пальчики и презирающий «быдло». А Европа давным-давно поняла — будь джентльменом, если к тому есть хоть малейшая возможность, превозмогай все — если возможности нет. Потому рафинированные английские джентльмены построили великую империю…

— Джентльмен к западу от Суэца не отвечает за то, что делает джентльмен к востоку от Суэца… — пробормотал Мартин.

Юрий Сергеевич просиял:

— Именно! Это может показаться циничным, но это правда. Мир слишком разнообразен, чтобы быть неизменным. Нет у нас такого права! Спасибо нашим великим литераторам девятнадцатого века, властителям дум, Достоевским и Толстым, Куприным и Буниным… прочим — несть им числа. Уж если гуманизм — так со всепрощенчеством, уж если справедливость — то мгновенно, сразу и всем. Кухарок — в государыни… ведь предупреждал Александр Сергеевич, чем заканчиваются эксперименты с удовлетворением кухаркиных запросов… нет же! Захотели построить рай на Земле — в итоге получили коммунизм. Развратили и правящие классы, и низы… за что сгинули на чужбине, стали зеркалами революции или прослойкой между серпом и наковальней. Туда им и дорога! Как я рад, Мартин, что нынче у нас писателей почти что и нет, все на сочинительство историй для ключников перешли.

Мартин поморщился.