Под сводами старых деревьев, раскинувших над скамейкой круглые тарелки листьев, жарко не было. Было по-хорошему тепло, приятно давило на спину оружие аранков, вился сизый табачный дымок, мгновенно растворяясь над головой. В такт струям воды звучала откуда-то от фонтана тихая, непривычная мелодия… надо признать — довольно приятная. Шеали, смешной подпрыгивающей походкой шедшие по бульвару, никак на Мартина не реагировали. Впрочем, вскоре к облюбованному Мартином фонтану пришла целая экскурсия — несколько взрослых шеали вывели на прогулку целый отряд зелёных птенцов. На самом деле зелёных — у птенцов перья были желтовато-зелёными, яркими, будто у канарейки, да ещё и смешно топорщились в разные стороны, открывая изумрудный подпушек. Спокойные тёмные тона отличали только взрослых особей. На этом отличия, впрочем, не кончались. Если взрослые шеали напоминали отощавших пингвинов, обзаведшихся по-страусиному длинными мускулистыми ногами, то птенцы выглядели пушистыми и хрупкими, будто цыплята. Крылья у них казались крупнее, чем у взрослых, — причём не только в относительной, но и в абсолютной величине. Быть может, птенцы умели летать? Клювы, напротив, почти не выдавались на лице — видимо, их рост был связан с началом полового созревания.
А ещё юные шеали проявляли к Мартину живейший интерес. Сгрудились кучкой и загалдели, заклекотали, умеренно помогая разговору жестами крыльев. Пользуясь случаем, Мартин с ответным любопытством разглядывал шеали.
Самым интересным в их облике, пожалуй, были крылья. Называть их рукокрыльями не хотелось, слишком уж это слово отдавало летучими мышами. Шеали имели две кисти на каждом крыле — срединная развита слабее, но некоторые птички ловко ею орудовали, концевая походила на обычную человеческую ладонь и была начисто лишена перьев. Упругие крылья птенцов покрывали длинные маховые перья — у взрослых перья отсутствовали, а перепонка обвисала, так что крыло напоминало руку в слишком просторном рукаве.
Видимо, маховые перья выпадают с возрастом? Или их выщипывают? Например, во время первого брачного ритуала? И это — водораздел между детством и юностью. С ним приходит трудоспособность, ответственность, деликатность…
Мартин понимал, что занимается теоретическими изысканиями по изобретению велосипеда. Достаточно открыть справочник и прочитать — все более или менее важные ритуалы шеали уже должны быть описаны. Но «пальм», в память которого было загнано немало интересного и по Шеали, и по Талисману, и по прочим планетам галактики, остался в гостинице. Да и к чему ему излишняя информация?
Впрочем, информация лишней не бывает. Особенно в свете полученного от ключника задания. «Сделай то, что должно…» Придётся посидеть над файлами.
От щебечущей стайки шеали отделился один птенец. Подбадриваемый писком товарищей, приблизился к Мартину. Что-то тоненько произнёс.
— Увы, не знаю ваш язык, — не теряя достоинства, произнёс Мартин и улыбнулся — очень аккуратно, не показывая зубов, для многих рас открытая улыбка служила угрозой.
И на всякий случай повторил свои слова на жестовом туристическом.
Птенец оглянулся на товарищей, явно подзуживающих его продолжить общение. И, слегка присев, неумело и косноязычно, но вполне понятно показал на туристическом:
«Вы говорить туристический?»
«Я говорю, — машинально ответил Мартин. Надо же! — Ты учил язык сам?»
«Я учила язык в яйце. Мама шла Вратами», — когда разговор завязался, птенец почувствовал себя увереннее и приблизился. Или приблизилась?
«Ты — маленькая женщина?» — спросил Мартин.
«Я — девочка, — гордо ответил птенец. — Мало практики, плохо говорю. Можно с вами говорить недолго? Я улучшу речь».
«Можно, — согласился Мартин. — Сядешь?»
«Да».
Птенец неуверенно взгромоздился на скамейку. Сел прямо — не совсем как человек, но и не как взрослый шеали. Его товарищи явно заскучали — разговор на жестовом был для них непонятен. Призывно загалдели — но птенец застрекотал в ответ, и явно разочарованные детёныши разбежались.
Мартин с улыбкой смотрел на «девочку», топорщащую жёлто-зелёный хохолок… так и хотелось сказать — «застенчиво топорщащую». Спросил:
«Как тебя зовут?»
«У меня пока нет имени. Я же девочка».
«Наши девочки имеют имя с самого рождения», — ответил Мартин.
«А мальчики?»
«Тоже».
Птенец задумался. Потом произнёс:
«Ты можешь звать меня просто девочкой. Мало девочек знают туристический язык».
«Хорошо. А ты можешь звать меня Мартин», — ответил Мартин, старательно передавая транскрипцию имени.
— Жар-ртин, — пискнул птенец.
— Мартин, — произнёс Мартин вслух.
— Мартин, — согласилась девочка.
«Ты замечательно произносишь звуки, — похвалил Мартин. — Ты могла бы говорить вслух».
«Трудно и не принято, — ответила девочка и сделала жест, обозначающий лёгкую печаль. — Все взрослые — лентяи».
Мартин засмеялся. Он вдруг понял, что и в обстановке, и в разговоре, и в облике птенца было что-то мультяшное, несерьёзное. Это Скруджу Мак-Даку с племянниками следовало сидеть на месте Мартина и общаться с инопланетной «уткой».
«Что тебя развеселило?» — заинтересовалась девочка.