Спекулянтъ

— Каждому на атаку дается три—четыре секунды. Не больше. Если не успел свалить противника, проходишь дальше — каждый со своей стороны. Внимание охранника при этом рассеивается. Добивает идущий следом. Если и он не справился — передает дальше по цепочке. И так до последнего бойца.

— Денис Иванович, — обратился с вопросом Платов. — А если и п—последний не сумеет добить?

— Тогда мне придется набирать новую группу диверсов! — жестко, без малейшего намека на шутку, ответил Денис.

— Поехали!

Выдержать двадцатисекундный шквал непрекращающихся ударов, да еще и на ограниченном пространстве, тяжело даже мастерам очень высокого уровня. Практически — невозможно. На этом, собственно, и строилась нехитрая методика спецподразделений. Денис сломался на четвертом.

— Стоп, бойцы! Следующим встает Платов. Остальные — нападают.

— С—слушаюсь, шеф…

Вытерев кровь с брови — кожа на перчатках была все—таки грубоватой — он направился в душевую, но остановился, увидев в двери взволнованного чем—то Федьку.

— Денис Иванович!

В голосе верного помощника проскальзывали истеричные нотки, а взгляд был обреченно—отчаянным.

— Денис Иванович, — понизив голос до шепота, повторил он. — Юлия Васильевна пропала!

***

Москва. Большой Гнездиковский переулок.

Охранное отделение Департамента полиции.

17 июля. 1897 год.

Начальник Московского Охранного отделения подполковник Мартынов хмуро рассматривал сидящих перед ним посетителей. Одного из них, известного предпринимателя Рябушинского, он знал не понаслышке: дважды на его предприятиях арестовывали профессиональных агитаторов.

Обычные, малоприязненные отношения между жандармерией и купечеством, в данном случае были подвергнуты исключению. Павел Михайлович был уважаем во многих ветвях власти. Почетное звание потомственного гражданина, выданное Канцелярией Его Императорского Величества, было лишним тому подтверждением…

Второй, молодой человек, хоть и обладал приятной наружностью, не понравился шефу охранки сразу. Точнее, не понравился холодный, слегка пренебрежительный взгляд: именно так на Константина Петровича имел обыкновение смотреть директор Департамента полиции. Но считаться приходилось и с этим юношей: в архиве Отделения досье имелось на всех известных людей Российской империи.

После взаимных обязательных приветствий разговор начал именно молодой человек. И начал с весьма неприятного вопроса:

— Почему дело находится в ведении Охранного отделения, а не полицейского сыска?

Подполковник чертыхнулся про себя: еще и этих не хватало для полного счастья. Вчера вечером была неприятная беседа с извечными конкурентами в синих мундирах — Губернским управлением жандармерии. Дело представлялось громким, и охотников за лаврами было предостаточно.

— Потому что в карете была обнаружена записка противоимперского содержания.

Помимо фразы: «Смерть самодержавию», записка носила ряд нецензурных выражений в адрес монаршей особы, поэтому показывать ее посетителям он не собирался.

— И что удалось выяснить на сегодняшний день?

Это начинало походить на допрос. Мартынову очень хотелось поставить молодого г—на Черникова на место, но приходилось помнить и об утреннем телефонном разговоре с канцелярией московского обер—полицмейстера. Давление было не шуточным — требовали скорейшего расследования дела.

И настоятельно просили — а просьбы такого уровня равносильны приказу — со всей почтительностью отнестись к родственникам похищенной. К последним был причислен и Денис. Светская хроника столичных и московских газет взахлеб обсуждала предстоящую помолвку богатой наследницы и молодой, восходящей звезды финансового мира.

— Константин Петрович, голубчик — вмешался Рябушинский, почувствовав несколько напряженную атмосферу. — Поймите нас правильно — мы очень волнуемся за судьбу Юленьки.

— Я все понимаю, Павел Михайлович, — попытался добавить сочувствия в голосе шеф охранки. — Мы делаем все возможное и, поверьте, обязательно найдем похитителей.

— Вы так и не ответили, господин подполковник, есть ли хоть какая—то информация?

Стереотипы, намертво вбитые в голову еще советской пропагандой, сказывались и здесь: никакого уважения к охранному ведомству Денис не испытывал. Поэтому он и не старался быть любезным.

— Есть кое—какие зацепки, — неохотно ответил Мартынов. — Но, даже принимая во внимание ваше состояние, рассказать, увы, ничего не могу. Расследование проводится в глубочайшей тайне.

— Господин подполковник, — в дверь просунулся адъютант шефа охранки, молодой поручик со щегольскими усиками. — Кучер пришел в сознание.

— Выезжаем, — лаконично ответил тот, поднимаясь со стула. — И позови Сидельникова.

Допрос важного свидетеля начальник охранного отделения решил провести самолично.

— Мы едем с вами…

Как и любой житель двадцать первого столетия Денис прекрасно разбирался в трех вещах: политике, футболе и детективном расследовании уголовных преступлений. Иногда занимался и финансами.

***