Спекулятивный реализм: введение

Моя статья «О замещающей причинности» вышла в 2007 году, в том же году состоялся воркшоп в Голдсмитсе. Если Брассье хочет оставить изучение причинности в ведении естественных наук, то, согласно ООО, философия вообще не должна была отдавать неодушевленный мир на откуп науке: «Уникальность философии сохраняется, но не путем отгораживания зоны особо ценной человеческой реальности, на которую не может посягать наука, а путем работы с тем же миром, с которым работают различные науки, только иным способом»[470]. И далее: «Если говорить в классических терминах, мы должны поразмыслить о причинности еще раз, не допуская ее сведения к действующей причинности. Замещающая причинность, о которой науке ничего неизвестно, ближе всего к тому, что называется формальной причиной»[471]. Здесь мы видим еще одну важную черту замещающей причинности ООО, резко отличающую ее от подхода Мейясу к причине и следствию. С точки зрения ООО, смысл причинности не просто в том, что одна сущность воздействуют на другую. На самом деле, причинность это, в первую очередь, вопрос соединения, первопричина золота – внутренне присущая ему форма, но в других отношениях его причина это скорее атомы и молекулы внутри него, нежели древняя сверхновая звезда, в которой оно образовалось. Из этого следует, что всякий раз, когда что-то, как кажется, вызвано «событием», это событие следует понимать, как формирование – пусть даже на короткое время – нового объекта, который оказывает обратное воздействие на свои части, а эти части затем отделяются от нового объекта и возобновляют самостоятельное существование. В статье 2010 года «Время, пространство, сущность и эйдос»[472] я проанализировал таким образом столкновение двух самолетов. Эти самолеты способны столкнуться и испытать другие взаимные воздействия, потому что на какое-то время они соединились в один объект, который затем задним числом сформировал оба своих компонента. Самолеты затем отделились и стали независимыми самолетами-после-удара – вслед за кратковременным объектом-столкновением, который дал им их новые и печальные качества.

Следует отметить еще один момент: если реальные объекты пытаются установить косвенный контакт, то у чувственных объектов – противоположная проблема. Собранные вместе в чувственном опыте какой-то другой сущности (такой, как человек-наблюдатель), они должны бы молниеносно взаимодействовать со всеми своими соседями, а не оставаться отдельными чувственными вещам. «Почему все феномены мгновенно не сливаются в единую массу? Должен существовать какой-то неведомый нам принцип блокировки [взаимодействий] между ними. Если реальные объекты требуют замещающей причинности, то чувственные поддерживают буферизованную причинность, в которой их взаимодействия частично сдерживаются или тормозятся»[473].

В большинстве случаев проблематизация кантовской философии – например, предложенная Мейясу – стремится устранить фигуру конечности, предложив взамен новый доступ к абсолютной истине, но ООО следует противоположному подходу. Для ООО проблема Канта не в том, что, поместив вещь в себе за пределы любого доступа, он обрек нас на конечное незнание, а в том, что он ограничил эту вещь в себе человеческим опытом. С точки зрения ООО, вещь в себе это не остаток, ускользающий исключительно от бедных и конечных человеческих существ, а сам объект в его отличии от любого отношения, в которое он вступает, в том числе неодушевленного. Когда градины ударяются о деревенские крыши, они сталкиваются с феноменальными крышами, а не с крышами-в-себе, являющимися постоянным избытком по ту сторону любого отношения с чем-либо. Это означает, что ООО расширяет обычный смысл интенциональности («каждый акт сознания направлен на какой-то объект»), которая для Франца Брентано (1838–1917) и его ученика Гуссерля связана исключительно с ментальной жизнью сознательных существ. Каждое отношение, даже неодушевленное, можно рассматривать как интенциональный акт, поскольку члены отношения в этом отношении всегда состоят только с чувственными объектами, а не реальными.