Спекулятивный реализм: введение

Но, быть может, для Гранта, исходя из его задач, самый привлекательный аспект творчества Кауфмана – противостояние не только редукционизму, но и даже более важному столпу науки: «Кауфман по-видимому приближается к отрицанию энтропии в целом»[390]. Он «показывает, что в любой системе химическое разнообразие неизбежно увеличивается, если только нет ограничивающих его механизмов»[391]. Другими словами, к настоящему времени «вселенная далека от равновесия, но на ранней стадии она была относительно однообразной»[392]. Чтобы объяснить это, Кауфман заходит так далеко, что предлагает «возможный четвертый закон термодинамики»[393], который утверждает примерно следующее: в среднем системы стремятся к тому, чтобы производить разнообразие настолько быстро, насколько могут, не уничтожая унаследованный порядок, делающий разнообразие возможным. К слову, Данэм, Грант и Уотсон убедительно сопоставляют это с восхищением Уайтхеда перед новизной и творческой продуктивностью. Что же до Кауфмана, то он довольно конкретно объясняет, как это происходит. Возьмем набор органических молекул и назовем их «актуальными», мы знаем, что они вступят в реакцию и произведут какое-то количество других молекул – молекул, которые сейчас, в одном шаге от реакции, являются не актуальными, а «ближайшими возможными»[394]. Кауфман убежден, что именно неминуемое впадение (flow into) в ближайшие возможности, а не второй закон термодинамики, к которому обычно прибегают, является настоящим двигателем «стрелы времени», то есть, того факта, что время, как кажется, необратимо и течет только в одном направлении. При существующих 100 триллионах органических химических соединений между ними возможны 10 разных реакций – поистине громадное число[395]. По словам Кауфмана, «при прочих равных совокупная система “хочет” впадать в ближайшие возможности»[396]. Для Гранта здесь важно, что такой поток нелегко описать в терминах действующей причины, поскольку он может быть проинтерпретирован через обратное или ретроактивное причинно-следственное отношение, направленное из будущего (ближайших возможностей) в настоящее (текущие актуальности). Таким образом, Грант, как и Деланда, реанимирует давно дискредитированную тему целевой причины, одним из ярких примеров которой является понятие «аттракторы». Стоит также отметить, что если в адрес Матураны и Варелы Данэм, Грант и Уотсон выдвинули одно серьезное возражение (их склонность к солипсизму), то по поводу взглядов Кауфмана никаких особенно важных возражений в их книге нет.

Наконец, мы добрались до страниц «Идеализма», посвященных Жилю Делезу. Чтение предложенных Грантом интерпретаций его любимых исторических фигур, таких как Платон и Шеллинг, может оставить впечатление, что у его рассуждений совершенно делезианский фон. Несмотря на то, что Брассье, как и Грант, учился в аспирантуре Уорикского университета и, как и все студенты Уорика в тот период, много работал с текстами Делеза, можно с уверенностью сказать, что именно Грант – самый Делезо-ориентированный из всего исходного состава спекулятивных реалистов. Прочтение Данэмом, Грантом и Уотсоном Делеза не удивит никого, кто знаком с собственными работами Гранта. Вот почему: несмотря на тот факт, что <Делеза часто интерпретировали как материалиста» – возможно, нагляднейшим примером является интерпретация Деланды – «мы настаиваем, что в действительности Делез – философский идеалист»[397]. Соавторы «Идеализма» предельно ясно сообщают, что имеется в виду под этим утверждением: «в “Различии и повторении” довольно откровенен и недвусмыслен при разработке философии Идей. Он предлагает подход, в котором Идея онтологически первична, а актуальная физическая субстанция это лишь очень поздняя абстракция от реального мира актуальностей, порожденных Идеей»[398]. Как и Бадью, Данэм, Грант и Уотсон интерпретируют Делеза как мониста[399]. А раз так, Делез сталкивается с теми же затруднениями, с которыми сталкивался любой монист в истории философии: «Перед Делезом стоит проблема объяснения множественности актуальных проявлений единого бытия. Как в мире может возникнуть множественность форм? Он не принимает существование этих конкретных вещей как данность, а спрашивает, как они порождены. Именно этот вопрос является для Делеза основным и направляет всю его философию»[400].