Спекулятивный реализм: введение

Накануне воркшопа по спекулятивному реализму 27 апреля 2007 года Голдсмите принимал однодневную конференцию по литературе ужасов Г.Ф. Лавкрафта; если память мне не изменяет, ее организовывал Марк Фишер (1968–2017), смерть которого стала большой утратой для всех, кто имел удовольствие его знать. Стоит отметить, что хотя у изначальной четверки спекулятивных реалистов нет общего философского героя, все мы независимо друг от друга оказались поклонниками Лавкрафта, и у каждого на то были свои причины. Мой интерес к нему обусловлен тем, что, на мой взгляд, в его странных (weird) произведениях учреждается сцена для целого философского жанра[411]. Вот что я говорил в своем выступлении 27 апреля: «как показывает название вчерашней конференции по Лавкрафту, реализм всегда в каком-то смысле странен. Он – о той странности, которая есть в реальности и которая не спроецирована в реальность нами. Она уже там просто потому, что является реальной. Так что это своего рода реализм без здравого смысла»[412]. Хотя мои отсылки к «странности» иногда вызывали усмешки у типичных научных реалистов, термин «странный реализм» философски важен. В философии реализм преимущественно ставился на службу здравого смысла или естественных наук; быть реалистом значит прекратить пошлые спекуляции сумасбродных чудаков и сосредоточиться на твердых данных, полученных от аппарата восприятия или научных инструментов. Бывает так, что философия начинается с многообещающей странности, а заканчивается унылой апелляцией к научной ортодоксии. Хороший пример – теория референции Сола Крипке (род. 1940), которая начинается с «жесткой десигнации» вещей по ту сторону любого возможного описания этих вещей (золото на самом деле может не быть желтым металлом), но приходит к тезису, что сущность золота состоит в обладании 79 протонами. Вот что я говорю в Голдсмитсе: «я называю [философию Крипке] “разочаровывающим реализмом”, потому что в итоге она сводит реальное в вещах к их физической структуре. В золоте, например, реально то, что оно имеет 79 протонов. [Такая редукция] очень разочаровывает»[413]. Присутствие перед нашими глазами золота как желтого и металлического (в соответствии со здравым смыслом) подрывается обращением Крипке к неизвестному je ne sais quoi[414] лишь для того, чтобы в итоге быть замененным на 79 протонов, опирающиеся на приоритетность научного познания [415]. У континентальной философии нет никаких оснований принижать ценность научного факта, как это слишком часто в ней делалось, но фокус Крипке с протонами это просто пример того, что я позднее назвал «подрывом»: замена вещи ее каузальными, материальными или структурными элементами. Когда в ООО говорят о странности, то пытаются схватить зазор между реальностью и ее эксплицитными проявлениями – зазор, который можно обнаружить не только в произведениях Лавкрафта, но и в «Макбете» Шекспира, «Потерянном рае» Мильтона, «Возлюбленной» Тони Моррисон, почти во всех работах Эдгара Аллана По и во многих других произведениях классиков литературы. Принимая по внимание, что любая сущность больше, чем компоненты, к которым ее сводит стратегия «подрыва», и глубже, чем все ее эффекты и воздействия, к которым ее сводит стратегия «надрыва», ООО считает, что каждый реализм, не являющийся странным, это попросту капитуляция, соглашение стать слугой здравого смысла или естественных наук[416].