Спелый дождь

Сидят на козлах лилипуты.

Ошеломлённые, с трудом

Живём, в невежестве и в шоке.

Пока рядились строить дом,

Кузнец сковал к нему решётки.

* * *

Вечно борьба или бой -

Ради калечных оваций.

Тяжко нам, русским, с собой

Наедине оставаться.

Тысячу лет я в пути.

Тысячу лет - все знакомо!

Тысячу лет не уйти

Из сумасшедшего дома:

Бесятся, рушат, творя,

Курточки, форменки, шубки...

Вытекший глаз фонаря.

Жутки

Российские

Шутки.

ТОЛПА

Во многоглазом тулове

Нет Бога.

Она всегда

115

За божеской межой:

Двулика. Самоедна и убога.

И каждый самому себе - чужой.

В кликушестве сильна.

В добре нема.

Над разумом владычествует тьма.

* * *

Память, память...

Стар я, болен?

Как я нынче одинок!

Тянет сердце возвратиться

В мир иллюзий на денёк.

Нет, не плачу я, не плачу...

Это там, в груди, в глуши

Одиноко стонет кляча

Дико загнанной души.

* * *

Я знал тебя, Россия,

Всякой, разной:

Полубезумной - в пятилетках казней,

Под карлика, ублюдочного хана

Ложащеюся мстительно и пьяно,

Этапной,

Атакующей в бою!

И задыхаясь,

Говорю упрямо:

Всё вижу, светлая,

Всё помню, мама,

Кладя ладонь

На голову твою.

РОССИЯ - ЭТО МЫ

Гляди, душа -

В снежинках млечных лица.

Они во сне

Врачуют сны людей:

Богатым - рай,

Голодным - пища снится,

Толпе - волхвы,

Ущербным - блуд идей...

Такие мысли

На странице белой.

Пока пуста -

Ни света в ней, ни тьмы.

Убийц к ответу звать -

Пустое дело.

Все в нас самих.

Россия - это мы.

(Из сборника «Обугленные веком»).

116

НЕ СОЖЖЕНА СВЕЧА...

Тот, кому «повезло»

быть солдатом в сорок

первом, остаётся им на-

вечно, даже если ему было

тогда десять лет. Тем бо-

лее - если десять, а выбор

сделан без присяги.

Напомним, что Михаил

и сам был из семьи воен-

ных, где высоко ценилось

и воспитывалось чувство

патриотизма и долга. Его

деды разошлись разными

дорожками - но все счита-

ли, что сражаются за Родину и свободу. Отец был военным инженером,

испытателем танков на 183-м танковом заводе в Харькове (ныне завод

имени Малышева). В конце тридцатых арестовали... Через год отпустили.

Мише было семь лет, но он был потрясён и запомнил, как ночью отец,

держа в руках большевистский партбилет, пил и плакал (странное пове-

дение для военспеца и коммуниста!). А вскоре отец умер от скоротечного

распада легких. Его хоронил весь завод.

Михаила сызмальства учили брать на себя ответственность. Не слу-

чайно в сорок втором бабушка посылала 11-летнего внука выводить из

Харьковского «котла» советских солдат, хотя не могла не понимать, чем

рисковала.

С тех пор и навсегда Сопин остался защитником человека в погонах

- того, кто умирает по приказу. Ему нравились люди мужественные, с ак-

тивной жизненной позицией. В Перми казался прекрасным романтиче-

ский бросок молодёжи в Сибирь:

...Я завидую БАМовцам,

Рельсы бросающим в жизнь.

В Вологде однажды пригласили в молодёжную редакцию на встречу

с «афганцами» первой волны. Дома Миша рассказывал: его покорил рас-

сказ юношей о том, что когда им предложили защищать братский народ,

единодушно шагнули вперёд добровольно. Современное поколение этот

порыв не поймёт... а тогда это было искренне, и Сопин тоже откликнулся

стихами.

(К счастью, оба стихотворения не были напечатаны и потерялись).

Он не просто откликался на события времени (для не печатающегося

автора занятие более чем бесполезное). Он ими ДУМАЛ: «Освобождал в

сознании место, чтобы было от чего оттолкнуться, и двигаться дальше».

Но дискредитация афганской кампании уже начиналась, патриотич-

но настроенная молодежь оказалась заложницей политических игрищ.

Позднее Сопин скажет жестко:

Но человеком быть уже

На белом свете не престижно.

117

Если понимать Родину, говоря словами поэта, «не просто как собрание

берёзок-рбинок, а в совокупности с общественной жизнью, то она меняла

декорации быстрее, чем люди успевали разобрать, что на них изображе-

но». «У нашей Родины слишком непостоянное меню». Это очень знакомое

многим состояние отражено в стихотворении:

Я знать хочу,

За что мне власть

Вчера любить,

А нынче клясть.

...Я знать желаю след во след

Не через семь десятков лет.

А как же здесь быть человеку в погонах? Тому, с кого требуют не просто

любить или клясть, а умирать?

Солдата убивают дважды:

В бою и в памяти людской.

Отделяется Прибалтика. Громят могилы бывших освободителей, ко-

торых теперь именуют оккупантами. Полны сочувствия к человеку в по-

гонах строки:

Нет слез балтийских, русских, датских...

Они одни на белый свет.

Не трогайте могил солдатских.

Средь павших оккупантов нет!

Как реквием читается стихотворение «Двадцать девятое марта» на тему

чеченской войны. В те дни бригады ОМОНа гибли одна за другой, и не

всегда было ясно, почему. Помню кадры по телевизору: хоронят омонов-

цев Сергиева Посада, а сквозь толпу пробирается чудом уцелевший пар-

нишка. Его пытаются остановить, тележурналист суёт микрофон, но он

угрюмо отодвигает камеру: «Я ни-че-го не буду говорить».

А через короткое время - подобная история с Пермским ОМОНом. Этот

край (Пермь, Березники) почти родной. Мы многих там знали и с напря-