Спелый дождь

жением смотрели на телеэкран: вдруг появятся знакомые фамилии? Нет...

Но всё равно - на фоне знакомых городских пейзажей они как наши дети,

сверстники наших детей. Медленно проплывает по экрану список убитых,

задерживаясь на каждом имени...

ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ МАРТА

Памяти Пермского ОМОНа (2000 г.)

Все длишься ты, праздник,

В слезах о родимых и близких.

Убитых бригады

Глядят на сошедших с ума.

Я вижу Россию

В военных дождях, в обелисках.

Солдат безымянных

Земля возвышает сама.

118

Мне стыло от мыслей.

На юге по-мартовски тало.

Психозно гудит над страной

Похоронный завей -

Я слышу, я вижу,

Я знаю, земля, ты устала

И плотью, и духом

Своих хоронить сыновей!

Сегодня

Засадой

Расстреляна группа ОМОНа...

Мне даже молитва

Казенно звучит, как враньё!

И память моя

Окликает ребят поименно:

Простите,

Простите,

Простите бессилье моё.

* * *

Нас гваздали будни и беды

И лозунгов диких враньё

За множество лет до Победы

И столько же - после неё.

Без слов, без гранат, без атаки,

Вслепую - какая там связь! -

Ложились под бомбы и танки,

Российской землей становясь.

Над нами

По росту, по ГОСТу

Шеренги чеканят шаги.

Живых вопрошают погосты:

«Россия! Над нами - враги?

Чья форма на них, чьи медали?

Не видно сквозь тяжесть земли...

Скажи, чтобы здесь не топтали,

Скажи, чтобы в нас не плевали.

Мы сделали всё, что могли».

* * *

Ищу друзей

На той войне.

Здесь мир не мой.

Страна другая.

Мне страшно, братцы,

Пусто мне.

Чужой я здесь

До содроганья.

Бегу - в огонь из-под огня.

Пить! Пить... хочу...

119

Красна водица!

И понимаю - для меня

Что умереть, что пробудиться.

Приснилось мне,

Что я живой.

Рассвет был мрачен и прохладен.

И ветер почты полевой

По голове меня погладил...

В каком году, в каком краю -

Приговорённо, безысходно

Средь павших без вести стою

Один,

Построенный повзводно.

* * *

Окопный брат,

Этапный друг,

Идёт к концу наш путь

Без брода.

Я вижу хилость вздетых рук

В поддержку палачей народа.

Свои - в своих.

Расстрел в лесу

Живёт во мне,

Идёт по следу.

Полвека с лишним

Я несу

В руках закованных

Победу.

Страна в общественном бреду

Трагическую

Славит дату!

Спасибо, мать,

За доброту

Твою к российскому солдату.

Такой ценой, такой ценой...

Другой для нас с тобою нету.

Давай, товарищ,

По одной

За нашу

Тяжкую

Победу...

* * *

Глухой безвыходностью заперт,

Я вижу

Истины фасад:

Мы шли солдатами на Запад,

Вернулись

Пленными назад.

120

Зачем я это вспоминаю?

Так жаждал верить

В то, что есть

Другая жизнь,

Совсем иная!

Да не про нашу, вышло, честь...

Маразмом общества контужен,

Я знаю фронт.

Я знаю быт!

Солдат - герой,

Пока он нужен.

Война окончена -

Забыт.

* * *

Звон погребальный

Над родимым кровом

Опухшим,

Заметённым добела.

Зачем я

Новой ложью зачарован,

Пытаясь заглушить колокола?

Дымов и вьюг кочевья - на Воронеж...

А над селом - безбрежность воронья!

Зачем ты, память,

Стон души хоронишь,

Во мне, живом, былое хороня?

Не сожжена свеча!

Стакан не поднят...

Романтика -

Особый род вины.

Опомнись, помолись:

Они уходят,

Последние солдаты

Той войны:

Идут через норильские ухабы

В безмолвное ничто

Издалека

Последние

Солдатские этапы,

Безвестные

Советские

Зека.

СТЫД И ПАМЯТЬ

Бесконечно в юдоли земной

Стыд и память

Плетутся за мной,

Год от года

И день ото дня

121

Загоняют раздумья меня:

До Чечни

Со второй мировой

Поэтапно

Добрался

Живой,

Чтоб отсюда глядеть

В те года

Через сумерки

Слёз

И стыда.

* * *

Полковнику Буданову

Войной

Сменяется

Война.

Темны

От зёрен черных

Всходы.

Куда стремишься ты,

Страна,

С державным знаменем Свободы?

Года. Беда.

Гробы в свечах.

Судилищ диких

Полигоны.

И на полковничьих плечах

Гвоздьми

Прибитые

Погоны.

* * *

Пришел солдат из плена

И чувствует душой:

Родные пахнут стены

Обителью чужой!

Кругом чужие лица.

И всё без перемен.

И больше жизни длится

Бесчеловечья плен.

Прополз по лихолетью.

Пришёл

В свою страну.

Напился,

Сделал петлю

И завершил

Войну.

122

МЕЛЬНИЦА НА КОСТЫЛЯХ

У поэта есть два, казалось бы, взаимоисключаю-

щих стихотворения. Вот одно:

* * *

Живу в другой стране.

Звонят колокола.

Из той, где прежде жил -

Ни отклика, ни звука.

Всё - думы. Все - дела.

И память подвела -

Когда и с кем была

Последняя разлука.

Гуляю иногда.

Вдруг резкий окрик:

«Стой!»

Я замедляю шаг,

Едва соображая,

И с болью сознаю:

Не свой... Не свой? Не свой!

Чужой я для неё.

А эта -

Мне чужая.

И другое:

...А я без смутной вести

За краем вижу брод.

Сейчас, на этом месте,

Рождается народ.

Ситуация для этого автора не такая уж необычная: у него много про-

тивоположного, казалось бы, взаимоисключающего, сливающегося в по-

лифонию, которая после некоторого привыкания совсем не кажется про-

тивоестественной.

Обратимся к первому стихотворению. Если идти по упрощённому ва-

рианту - типичное состояние человека старшего поколения, выкинутого

из жизни (нищета, маленькие пенсии, обидно за падение Советского Со-

юза, раздражают «новые русские» и т.д.). Хотя типичный представитель

старшего поколения о Союзе тоскует, а поэт говорит: «Я той стране - чу-

жой...» То есть это скорее диссидент, а не поклонник системы.

В состоянии выкинутости всегда оказывается часть населения при ре-

волюциях (кровавых, как в семнадцатом году, или относительно мирных,

как в девяносто первом). Это состояние Владимира Набокова, в ночном