Читаем Спелый дождь полностью

тельный сборник с неповторимым лицом.

В свёрнутом виде здесь были почти все основные мотивы последующе-

го творчества Сопина («А около - тенью саженной былое, как пёс на цепи»,

«Тысячелетья стих мой на колени ни перед кем не встанет, словно раб...»).

Прорывается и такое: «...На душу всей страны России мой путь упрёком

горьким упадет». Но это именно лишь УПРЁК, до обвинительной позиции

еще далеко. В эти и несколько последующих лет ему будет ближе рубцов-

ское: «Россия, Русь! Храни себя, храни...», присягание Родине в верности,

объяснение ей в любви.

В сохранившихся тетрадях подъём приходится на конец 1968 года. Это

был какой-то взрыв творческих удач, стихи текут на едином дыхании,

ярко, на высокой нравственной и эмоциональной волне. Знаю читателей,

которые этот цикл по искренности и напряжённости считают лучшим в

творчестве Михаила Сопина. Так ставить вопрос - что лучше? - навер-

ное, нельзя. Поэт был в поиске всю жизнь, и в каждый творческий период

были свои удачи. А понять его можно только прожив - мысленно - вместе

с ним его жизнь.

4

Конечно, о публикациях мы и не мечтали, но знакомый физик сделал

ксерокопии, и они ходили по рукам.

Остановимся только на одном стихотворении - «Не сказывай, не сказы-

вай...» Поражает звукопись, музыкальность (внутренняя рифма почти по

всей строке), чёткий ритмический рисунок. Аллитерация: ст, ск, внутри

стихотворения словно что-то постоянно стучит - и только в конце понима-

ешь, что это «дом колотит ставнями». Напомним, что у автора за плечами

всего десять классов заочной лагерной школы.

Читаем:

Не сказывай, не сказывай...

...Печаль ЮГоЮ Газовой ГлаЗА ЗАпеленала...,

Про[стая ли], про[стая ли]

Твоя кручина разве,

Когда слезинки [стаяли]...

Весь свет поСТЫЛ и [СТАЛ не мил] -

и после всего этого распева - смысловая концовка, как удар:

И дом колотит ставнями, как по щекам ладони.

(Миша очень любил редкое и красивое слово «юга». Когда я спросила его

- что это, он пояснил: что-то вроде степного марева. Потом я к этому слову

привыкла, и оно перестало смущать. Сопин был из тех мест, где украин-

ский и русский языки имеют одинаковое хождение. Вот как переводится

это слово на русский язык в украинско-русском словаре под редакцией

В.С. Ильина: «Юга (ударение на последнем слоге) - сухой туман, мгла, маре-

во»... У Владимира Даля: «...состоянье воздуха в знойное лето, в засуху, ког-

да небо красно, солнце тускло, без лучей, и стоит сухой туман, как дым...»).

Стихотворения того периода «Родные плачущие вербы...», «Не заблудил-

ся я...», «Вода, вода...» вошли в сборник «Предвестный свет», цитировались

в газетах. А их могло быть гораздо больше! - если бы не предвзятое отно-

шение к автору-заключённому.

Я ТЕБЕ НЕ ПИСАЛ...

Я тебе не писал,

Что меня посещают виденья,

Временами зовёт меня кто-то,

Кричит, кричит...

То вдруг чья-то рука

На виду у честного народа

Меня разденет,

То я вижу себя

В язычке горящей свечи.

Тает воск.

Опускается пламя ниже.

И качает меня,

Как в сосуде огонь.

Лижет ноги, грудь,

Сердце,

Душу лижет.

А вокруг -

5

Карнавал ночей и снегов...

Я вскакиваю.

Под ложечкой тает смуты льдина.

Усталые веки -

Как ставни избы нежилой.

Разум, о разум,

Что со мной?

Помоги, мой спаситель единый.

Эти мгновенья -

Ножик под горло,

Так тяжело мне от них,

Так тяжело.

Я пробовал пить...

Но это - то же,

Что ветер пьёт воду по лужам:

Поднял, осушил

И, качаясь, пошёл по степи.

Но жизнь - не степь,

И идти, качаясь по ней,

Это в сто тысяч раз хуже,

Чем себя одурачить,

Оглушить, ослепить.

Проснёшься опять.

И куда ж его денешь?

Кричит оно,

Что ты разбит

И распаян.

И тогда,

Как в смерти...

Не хочется пробужденья.

Хочется спать вечно,

Никогда не просыпаясь.

* * *

Есть в душе моей такая рана -

Может, много, жизнь, еще шагнём -

Только знаю: поздно или рано

Полыхнёт, как в полночи огнём.

И сгорит - без углей и без пепла,

Без сифонов и без кочерёг,

То, что столько лет и жгло, и крепло,

То, что столько в жизни я берёг:

И любовь, и горечь, и обманы,

Колос чувств и долгий голод в нём...

Есть в душе моей такая рана,

Что когда-то полыхнет огнём.

* * *

Все, что было моим - не моё.

Сердце тянет к теплу, словно птицу.

Память крыльями в проруби бьёт

И не может за край уцепиться...

6

* * *

Бушует снег, шумит хвоя.

И сквозь буран и отдаленье

Неясный голос слышу я -

То ли борьбы, то ли моленья.

Не то... в смешенье буйных сил,

В их дисгармонии и дрожи

Я вдруг в сознаньи воскресил

Весь цикл замкнувшийся,

Что прожил,

От мнимых взлётов до крушений,

Что вижу нынче свысока...

И только не найду решений -

Куда идти и что искать,

Где каждый миг судьбы оплачен

За боль других и за свою.

О чем же снег и ветер плачут,

Или о чём они поют?

Хочу бежать, а буря воет,

И некто с нею грозен, дик,

Моею машет головою,

Распятьем тело пригвоздив.

* * *

Не сказывай, не сказывай

О горечи финала.

Метель югою газовой

Глаза запеленала.

Простая ли,

Простая ли

Твоя кручина разве,

Когда слезинки стаяли

И покатили наземь?

Весь свет постыл

И стал не мил,

Больное сердце донял,

И дом колотит ставнями,

Как по щекам ладони.

* * *

И великий живёт,

Как и мы.

Может, синего больше на веках.

Каждый чем-то захвачен,

Закручен.

Не крикнешь: «Куда ж это вы?!»

А из нас-то уже

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология
Основы физики духа
Основы физики духа

В книге рассматриваются как широко известные, так и пока еще экзотические феномены и явления духовного мира. Особенности мира духа объясняются на основе положения о единстве духа и материи с сугубо научных позиций без привлечения в помощь каких-либо сверхестественных и непознаваемых сущностей. Сходство выявляемых духовно-нематериальных закономерностей с известными материальными законами позволяет сформировать единую картину двух сфер нашего бытия: бытия материального и духовного. В этой картине находят естественное объяснение ясновидение, телепатия, целительство и другие экзотические «аномальные» явления. Предлагается путь, на котором соединение современных научных знаний с «нетрадиционными» методами и приемами способно открыть возможность широкого практического использования духовных видов энергии.

Андрей Юрьевич Скляров

Культурология / Эзотерика, эзотерическая литература / Эзотерика / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология