Читаем Спелый дождь полностью

помнила обрывки, стала просить Мишу восстановить. Не смог... Написал

другое - по-своему хорошо, но я хотела «то». Так и думали, что не найдётся

никогда... Вдруг в ворохе рукописей мелькнул старый листочек! И теперь

можно привести первоначальный текст полностью:

Пришла осенняя прохлада

Дорожкой белой под уклон

В мою единственную радость -

Так запоздавшее тепло.

Зачем-зачем легли туманы?

Зачем несбывшиеся сны?

Калина - горькая, как память,

Дожди, как слёзы, солоны.

Зачем осиновые листья

Качнул багровый ураган?

Зачем ты, иней серебристый,

Упал на дальние луга?

Перекликаясь с облаками,

Шумят снегов перепела!

Калина - горькая, как память,

Метелью белой зацвела.

...А тогда, четверть века назад, Миша пришел выпивший, с этой только

что сочинённой песней, пел её и упрашивал меня подобрать мелодию на

пианино, а я не умела... тыкал по клавишам одним пальцем и плакал. Стал

просить подыграть старшего сына, который учился во втором классе музы-

кальной школы, но тот тоже был беспомощен. Я потом серьезно поговорила с

Глебом, чтобы старался получше учиться, потому что у папы хорошие стихи

и песни, он сам записывать ноты не умеет, а кроме нас, ему помогать некому.

Некоторые стихи были политически небезобидными, и когда на смену

Брежневу пришел Андропов, Миша очень перепугался и хотел бежать в

лес (мы жили у парковой зоны), немедленно жечь рукописи. Дело было к

ночи. Я удерживала его, убеждая: огонь будет виден издалека, задержат -

11

причём не за политику, а за разжигание костра в неположенном месте. А

заодно и предметом сжигания поинтересуются...

Хотел покончить жизнь самоубийством - наглотался таблеток. Я вы-

звала «Скорую». Врач спросил о мотиве. «Стихи не печатают». - «Хорошие

стихи?» - «Хорошие». Врач больше ничего не сказал.

Когда в очередной раз Михаил получил мощный «отпих» в Пермском от-

делении Союза писателей, принес домой стихотворение «Журавушки» и пла-

кал. Мне тогда казалось, что это последнее, что он написал в жизни:

Раньше было - сожгут на костре,

А теперь от пожарищ устали.

И ведётся отлов и отстрел

По поющим, отставшим от стаи.

Успокойся, душа, не боли!

В этой жизни случаются миги.

В Красной книге уже журавли.

В Красной книге...

Журавушки в книге.

Миша мечтал связаться с русским зарубежьем, надеясь найти там по-

нимание. Неизвестно, было бы это к лучшему или худшему - но чего не

случилось, того не случилось. У нас не было связей.

* * *

Приведённые ниже стихи перед своим отъездом в Вологду Миша оста-

вил мне на память, частично записанные в виде песен на магнитофонную

ленту. Всё было смутно...

Я даже была готова к тому, что Михаил не вернётся вообще. Часто слу-

шала эту запись в одиночестве. Но детям тоже нравилось, особенно стар-

шему сыну - ему уже было 12. Однако запись была очень некачественной.

Потом магнитофоны устарели...

Запись считалась утерянной. Уже после смерти Михаила я разыскала

старую бобину. На областном радио с помощью компьютера её почисти-

ли, перевели на кассету и диск. Теперь можно слышать голос автора, его

бардовское исполнение.

* * *

У стенок, в воронках,

Во рвах, на холмах, у рябинки -

По отчему краю

Без вас не отыщешь версты:

Могилы забвенья,

Фанерные звёздочки, бирки,

Крест-накрест березы

Да русские в поле кресты.

Я ветры прошу,

Ребятишкам шепчу:

«Осторожно

Касайтесь камней,

Чернобокой ракиты и трав.

Здесь - думы страны,

Без чего вам прожить невозможно...»

12

Взывающий к миру,

Глаза застилает мне прах,

Проходит сквозь ставни,

Влетает в холодные сенцы.

Разбиться-забиться,

Не выкричать лиха в лета.

Так свято, так тяжко,

Отчизна,

Не знаю - как сердце

Не ахнет фугасом,

Вобрав свою боль и впитав.

* * *

Над страною пустых колоколен,

Когда выстонут в поле сычи,

Руки выпластав

В аспидном поле,

Безответно душа прокричит.

Тишина. Пролетает зарница.

Глухота. Дольний ветер утих.

Может быть, это давнее снится -

Вижу сам себя в минном пути?

Зной донской по траншейным уступам?

Что ж, оставим потери свои.

Мы за всех бесконечно преступны,

Кто сорвётся,

Сойдет с колеи,

Кто - без принципа,

Кто - по уставу.

Жизнь моя,

Окликай их вослед,

Убеждай, что еще не устала

Жить и верить

На этой земле.

* * *

Всё иду,

Как маленький,

По степи бездонной,

Будто меня маменька

Прогнала из дома.

И летят без жалости,

Бьют дожди навылет

За мои ли шалости,

За грехи мои ли.

По глазам - тяжёлый дым

Стылого застолья.

Для потерь и для беды -

Полное раздолье.

Не дорога, маета.

Моросно-туманно.

Если, мама, что не так -

13

Ты прости мне, мама...

Будто только лишь для нас

Не к дороге обувь.

Декабрём легла весна.

Травы - под сугробы.

Через поле - лунный след.

Всё ли в жизни нужно?

Не гаси, родная, свет

В заверети вьюжной.

* * *

От себя голова поседела.

Соучастьем других не дури:

Я б сегодня

Под дулом не сделал,

Что бездумно вчера натворил.

Чьим восторгом шалел,

Словно бредом?

Не своей правотой принимал...

Забывал,

Где ударил, где предал,

Поглупев от чужого ума.

Доброта ли, любовь -

Показуха!

Глубоко безразличен ко всем.

Потому-то и в глотке не сухо -

То в солёной, то в горькой росе.

Только нет,

Не оглох я от быта.

Мне и мёртвому боль суждена.

Кем-то, может,

Но мной не забыта

Ни своя, ни чужая вина.

Где-то мы от родимых и близких

Ради мест призовых отреклись,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология
Основы физики духа
Основы физики духа

В книге рассматриваются как широко известные, так и пока еще экзотические феномены и явления духовного мира. Особенности мира духа объясняются на основе положения о единстве духа и материи с сугубо научных позиций без привлечения в помощь каких-либо сверхестественных и непознаваемых сущностей. Сходство выявляемых духовно-нематериальных закономерностей с известными материальными законами позволяет сформировать единую картину двух сфер нашего бытия: бытия материального и духовного. В этой картине находят естественное объяснение ясновидение, телепатия, целительство и другие экзотические «аномальные» явления. Предлагается путь, на котором соединение современных научных знаний с «нетрадиционными» методами и приемами способно открыть возможность широкого практического использования духовных видов энергии.

Андрей Юрьевич Скляров

Культурология / Эзотерика, эзотерическая литература / Эзотерика / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология