Читаем Спелый дождь полностью

...В областной партийной газете «Красный Север» Михаилу сделали

подборку стихов. Новым сантехником заинтересовался сам директор фа-

брики, Герой Социалистического Труда Степанов. Вызвал к себе, спросил

о зарплате. Это был, конечно, мизер.

- Небось, если тебе в другом месте дадут на червонец больше, сразу по-

бежишь? - заметил директор.

- Если мне платят на червонец больше, значит, больше уважают мой труд.

Степанов некоторое время шагал по кабинету. Потом сказал:

- Мы шли туда, куда нас пошлют.

- А мы шли туда сами, - парировал сантехник.

Ответ понравился.

- Иди к коменданту общежития, скажи, что я велел найти тебе комнату.

(«Это был властительный самодур, - вспоминал о Степанове муж. - Но,

как истинный воспитанник сталинской эпохи, не боялся брать на себя

ответственность и слов на ветер не бросал. Умный ничего не сделает там,

где поможет вот такой...»).

Комендантом оказался милейший старичок Иван Федосеевич. Они

18

прошли по первому этажу, Миша облюбовал комнату бывшей парикма-

херской. Выпили с Иваном Федосеевичем по рюмцу... Теперь Миша жил

среди зеркал, один, сам себе хозяин. Это принесло ощущение защищён-

ности. Односменная работа помогла вжиться в литературный режим. С

оказией мы переправили ему из Перми пишущую машинку.

Писал домой шутливые письма: «Избави боже от тоски - ходить в со-

ртир по-воровски!» (В общежитии не работала канализация, и люди бе-

гали в кусты на так называемое Поле дураков - пустырь напротив, где

собирались алкоголики).

* * *

Облака, облака...

Над летящими в хмарь колокольнями

Ветры гонят и гонят

Остатки легенд и былин.

Чем-то вы мою жизнь,

Мою ниву судьбы так напомнили,

Сиротливые церкви

И тучи в бездонной дали.

Чувство вечных утрат,

Непонятно каких опасений,

Разобрать не могу -

На каком языке говорят,

Будто я, проходя,

Упаду в гололедье осеннем,

И прольётся навек

Невзначай опрокинутый взгляд.

Мокрый снег полетит

На ресницы

Так грустно, так цепко!

Поплывут облака,

Осенив мой печальный удел.

А над берегом так же

Стоять будет древняя церковь,

На которую я,

Проходя по России,

Глядел.

ОСЛЕПШИЙ ЛЕБЕДЬ

Здесь я в детстве летал!

И в нежнейшем ракитовом лепете

Есть мой радостный голос.

Так больше теперь не поют.

Злые силы меня

Превратили в ослепшего лебедя

И пустили на волю,

Открыв заповедник-приют.

Крылья волю почуяли,

Если взлетали, вы знаете!

Небо, воля и крылья,

И ветры манили меня.

19

Ведь глухие сердца

Не сумели лишить меня памяти -

Чем я жил и живу,

Буду жить до последнего дня.

Запах желтых ракит.

...За последними, может, метелями,

Там, в суровом краю,

Если слышишь меня,

Ты поймёшь,

Для кого на земле,

Окантованной пихтами-елями,

Пишет тайные знаки,

Шипя по периметру, дождь.

Время жёлтых ракит...

Как мы поздно становимся мудрыми,

Так нелепо приветствуя

Мыслей не наших полон.

Лики храмов бревенчатых,

Слушайте голос заутрени:

Возвратилась душа моя

К вам,

На последний поклон.

* * *

Отшумела весёлая роща.

По индеви - копоть.

В обеззвученной серости

Низко кружат сизари.

Тихий облачный край,

Сколько ж мне ещё

Крыльями хлопать,

Чтоб до первой звезды

До своей

Дотянуть, до зари?

Скоро в поле и в рощу

Шарахнется ветер кручёный,

На широтах судьбы,

На долготах звеня на крутых.

Шумовые метелицы -

Белые птицы Печоры

Полетят,

Ослепляя глаза поездам Воркуты.

И по улицам

Древним вечерним -

Прохожие редко.

Вологодские храмы

Оденутся в белый наряд.

И пойду я один

На вокзал,

На восточную ветку,

Пассажирский встречать,

Проходящий «Свердловск - Ленинград».

20

Знаю точно:

Не встречу ни друга в окне,

Ни соседа.

Растерялись, разъехались...

Мало ли -

Лет пятьдесят.

И назад побреду,

Воротник приподняв,

Непоседа.

Всё никак не доеду домой,

По стране колеся.

* * *

Плачу я, что ли,

Листвою осеннею наземь...

Что-то привиделось,

Что-то припомнилось мне...

Поле ты, поле,

Единственный свет мой

И праздник!

Тени дождей,

Отражённые в давнем окне.

К ним припаду,

Чтобы памятью

Здесь отогреться.

И загудят

Мне в зелёных полях

Поезда! И зазвенят

Проржавевшие

Старые рельсы,

Что заросли

И теперь не ведут никуда...

* * *

Всё прозрачнее

Верб купола.

Что-то рвётся во мне,

Что-то ропщет.

Может, юность

Внезапно взошла,

Словно месяц

Над дальнею рощей?

Кто ты? Где?

Отзовись... Не молчи.

Здесь душа

Что-то ищет незряче:

То ли кто-то

Забытый

Кричит,

То ли кто-то,

Отвергнутый,

Плачет.

21

* * *

- Душа моя,

О чём жалеть?

Так много здесь

Прошло бесследно -

На этой горестной земле,

На рубеже моём последнем...

- О том,

Что билось и рвалось,

О том, что плакало и пело,

О жизни,

Что любил до слёз

Так тяжело и неумело.

* * *

Дни мои

Давние,

Словно под сердцем

Осколки.

Гляну в былое:

Как трудно

Прожил на земле!

Что-то забылось...

И всё-таки

В памяти столько,

Что для другого

Хватило б

На тысячу лет.

Прежде,

Чем стану землёй,

Поклонюсь троекратно

Отчему полю,

К которому

Болью приник.

Ты не поток,

Уходящий в меня

Безвозвратно, -

Входишь,

Навек превращаясь

В горючий родник.

Мир мой осенний,

Отрада моя и спасенье,

Видишь -

Над лугом

Над бывшим

Туманный платок...

Мир мой осенний,

Надежды моей воскресенье,

Не обдели меня

Поздней твоей теплотой.

22

ПРЕДВЕСТНЫЙ СВЕТ

«Предвестный свет». Казалось бы, что

особенного в этом сочетании? А между

тем, из-за этого названия сборника в

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология
Основы физики духа
Основы физики духа

В книге рассматриваются как широко известные, так и пока еще экзотические феномены и явления духовного мира. Особенности мира духа объясняются на основе положения о единстве духа и материи с сугубо научных позиций без привлечения в помощь каких-либо сверхестественных и непознаваемых сущностей. Сходство выявляемых духовно-нематериальных закономерностей с известными материальными законами позволяет сформировать единую картину двух сфер нашего бытия: бытия материального и духовного. В этой картине находят естественное объяснение ясновидение, телепатия, целительство и другие экзотические «аномальные» явления. Предлагается путь, на котором соединение современных научных знаний с «нетрадиционными» методами и приемами способно открыть возможность широкого практического использования духовных видов энергии.

Андрей Юрьевич Скляров

Культурология / Эзотерика, эзотерическая литература / Эзотерика / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология