Спэнсер Коэн. Книга 1

— Я считал его другим, — невнятно промямлил я.

— Как и я, — сказал Эмилио.

Я тяжело и резко вдохнул, а голос мой надломился.

— Что со мной не так?

Он прижал меня к себе.

— Все так. Абсолютно все.

Вернулась Даниэла.

— Она в пути.

И тут я почувствовал себя еще хуже.

— Ей не следовало выезжать.

Даниэла обняла меня.

— Идем со мной, — тихо позвала она и повела меня в одну из дальних кабинок. Она предложила мне стул, но вместо него я выбрал пол. Прислонился к стене, а она опустилась передо мной на колени и коснулась ладонью лица. — Все с тобой нормально, Спэнсер. Совершенно точно.

— Тогда почему он…? — я покачал головой. Ответ был мне известен. — Какой дебилизм. Я знал, что он влюблен в другого. Потому — то и пришел ко мне — вернуть его обратно, и так уж сложилось, что я хорош в своем деле.

Даниэла протянула руку к моему лицу.

— О, Спэнсер, дорогой. — Он выглядела такой грустной, что я не смог этого вынести. И отхлебнул еще бурбона.

Вскоре Даниэла испарилась, а ее место заняла Лола. Она старалась отдышаться, словно весь путь сюда пробежала. Мне — то казалось, мои глупые эмоции находились под контролем, собственно так и было, пока я не заметил печаль на ее лице.

— Расскажи мне, что произошло, — попросила она.

— Я поцеловал его, — поведал я. Слова лились медленно и неразборчиво. — Никаких хитростей или стратегий. Его целовал я.

— Что сделал он?

— Ответил на поцелуй. Господи, лучше поцелуя у меня не было. — Я до сих пор мог ощущать тепло его губ, вкус его языка…

— Что случилось дальше?

— Я вроде как запаниковал и сказал, что нам стоит уйти, а Эли — сраный Эли — остановил нас на пути к выходу. — Я прилично отпил бурбона. Лола забрала у меня бутылку. Я не возражал. Пришлось прятать взор от прислонившегося к двери Габа, глядевшего на меня с выражением гребаной грусти на лице. Я сфокусировался на Лоле. — И я отпустил его. Я, сука, отпустил его. — Снова не удалось сдержать слезы. — Я считал его другим.

— О, милый.

— И я слетаю с катушек, — сказал я, вытирая глупые слезы ладонью. — И мне больно.

— Потому что ты влюбился в него, — прошептала Лола.

Раздались какие — то голоса, и Габ отошел от двери, но мой пьяный в дупель разум зацепился за последнюю фразу Лолы. Я вытаращился на нее, но не смог вынести жалости в ее глазах и отвернулся, уставившись в стену. Я пытался подобрать слова, чтоб поспорить, но не преуспел. Никогда бы не подумал, что докачусь до такого. Никогда бы не подумал, что влюблюсь. Снова выступили слезы, и я закрыл ладонями глаза.

— Хреновы глупые слезы.

Она сжала мою руку.

— Знаешь, почему я занимаюсь своим делом? — задал я вопрос, смотря на нее. Слова были переполнены слезами. — Эмоциональная отрешенность. Расстояние и разграничение. И никто не скажет, что не хочет меня.

И вот оно.

К этому все всегда сводилось.

Никто не скажет, что не хочет меня.

— О, Спэнсер, — прошептала Лола. Из глаз хлынули слезы. — Эндрю — не твоя семья.

Я покачал головой и глубоко вдохнул, силясь взять себя в руки. Не вышло.

— Он тоже не захотел меня, — сказал я. По щекам побежала новая волна слез.

Помещение начало кружиться, и моему глупому мозгу потребовалось время осознать — передо мной стоял Эндрю. Глаза широко распахнуты, без сомнений, мой видок на полу в полубессознательном состоянии шокировал его. Он наверняка слышал слова Лолы о моей семье. Я смахнул свои глупые слезы. В этот же момент Лола обернулась посмотреть, на кого же я глазел. Она поднялась и подошла к нему, прошептала что — то, я не смог разобрать что именно. Я подогнул колени и снова прижал ладони к глазам.

Подняв взгляд, я ожидал, что он уже ушел. Ожидал, что он сбежал, скрылся от пьяного, ревущего на полу чокнутого. Но он был здесь. Поднял бутылку бурбона и усадил свою задницу рядом со мной. Вместо того чтоб назвать меня дураком, вместо того, чтоб назвать меня нежеланным, он поднес бутылку к губам и сделал глоток, зашипев от горечи.

— Эндрю, — попытался я начать, но голос надломился.

Он опустил свою ладонь на мою руку и крепко ее сжал.

— Все хорошо.

Я покачал головой.

— Эли?

— Эли больше нет.

О, боже.

— Это моя вина. Я лажанулся. Прости.

Он отхлебнул еще бурбона и снова стиснул мою руку.

— Нет, не ты. Он. Но я рад, — пояснил он. — Благодаря нему я встретил тебя.

Сердце барабанило, а он произносил такие правильные слова и, увидев меня, не умчался подальше отсюда километра на полтора, значит, я вроде как получил шанс. Отчего поток новых слез хлынул из глаз.

— Я в дрова.

Он переплел наши пальцы.

— Заметно.

Я опустил голову. Усталый, пьяный и эмоционально сломленный.

— Ты видел насквозь всю мою бредятину, — произнес я, вытянув наши сомкнутые руки и указав на дроздов. — А эти… Никто никогда… — Я покачал головой и остановил новые слезы. — Вот это мой отец. — Я показал на самого большого. Затем на троих оставшихся по очереди. — Мать, братья.

Он провел рукой по моему плечу, словно его прикосновение могло исцелить боль.

— Они не по — настоящему мертвы, — прошептал я. — Для меня. Так заявил мой отец. Последние его слова — для них я мертв.

— О, Спэнсер.