Спэнсер Коэн. Книга 2

Свежий воздух, словно волшебный антидот, остудил возникшее между нами сексуальное напряжение. Потребность прижать его к стене в темном переулке и, проскользнув между бедер, целовать до тех пор, пока он не сдастся, будто растворилась в ночном ЛА. Но полностью не исчезла, а всего лишь спряталась, подбивая начать с места остановки, как только подвернется идеальный момент отправиться домой.

По пути мы по–быстрому перекусили, стремясь поскорее заценить джаз–сцену. А приблизившись к бару, нам пришлось перебегать улицу, и Эндрю взял меня за руку и отпустил только возле входной двери. В баре было темно и не особо людно, так что спокойно можно было остаться незамеченными и пристроиться в уголке со всеми удобствами. Стиль «потертый шик» напомнил мне о притоне богемных поэтов, однако смотрелся элегантно, видимо, только им и объяснялся смехотворный ценник на напитки.

Я велел Эндрю занять столик, а сам направился к барной стойке. Пока ждал, обратил внимание на расположенную вдоль дальней стены сцену. Там разместились старое фортепиано, контрабас, кларнет и тромбон на подставках. Инструменты без музыкантов выглядели немного тоскливо и одиноко. А глянув на сидевшего за столиком Эндрю, я заметил, что тоже смотрел на сцену. И светился от радости.

Какого лешего бывший не водил его в джаз–бар мне так и не доведется узнать. Будь моя воля, приглашал бы его сюда ежедневно. Просто чтоб любоваться его улыбкой.

Прервавшему мои размышления бармену я заказал два пива и наконец–то рухнул на сиденье рядом с Эндрю. Протянул ему бутылку и прижался коленом к его колену.

– Неплохо смотрится, – кивнул я на сцену.

Все еще ухмыляясь, он согласился.

– Да. – Он сделал глоток. – Как ты и предсказывал, Лэнс появился. Что он сказал?

Я проглотил пиво.

– Что хочет с ним повидаться. Тут два варианта: либо он говорит и ведет себя искренне, либо талантливо играет.

– И что думаешь?

Я пожал плечами.

– Без понятия, что о нем думать. Хочется поверить, но есть в нем что–то неуловимое, что не поддается объяснению.

Эндрю отпил пива и кивнул.

– Знаешь, что говорят о шестом чувстве?

– Что можно видеть мертвых?

Он рассмеялся.

– Нет. Что это чувство без повода не появляется. Волоски на затылке встают дыбом по конкретной причине. Жуткое ощущение предупреждает об опасности. Такое вполне возможно.

– Ты в него веришь?

Он посмотрел мне прямо в глаза.

– Да, верю.

– И в судьбу веришь?

Его глаза чем–то сверкнули – весельем, смелостью, честностью? – и ответил он спустя секунду.

– Никогда не приходилось. Я больше склонен к логическому и научному мышлению.

Скрывая улыбку, я отхлебнул пива.

– Ты использовал прошедшее время, то есть раньше не приходилось, а теперь приходится?

– Присяжные еще не заседают. Решение по мне еще не принято.

– Вопрос не такой уж и сложный. Да или нет?

– А ты?

– Да.

– Ты веришь, что если суждено, то так и случится?

– Думаю, мы выбираем наш собственный путь, самостоятельно принимаем решения, но мне кажется, люди не зря приходят в нашу жизнь.

– Значит, ты сам решил приехать в Америку?

– Сам, но мне было суждено здесь оказаться.

– В твоем умозаключении нет ни грамма логики, – оспорил он. – Двух вариантов быть не может.

– Кто сказал?

Он смущенно нахмурился.

– Правила судьбы.

– Правила судьбы?

Он зашелся в хохоте.

– Захлопнись.

– Они что, существуют?

– Да! Я только что их придумал.

– Выходит, вся наша жизнь и наше существование – какая–то вселенская настольная игра, где наши создатели бросают кости и перемещают по доске крошечные фигурки?

Он снова засмеялся.

– Ага, именно, – произнес он, закатив глаза. – Как игра «Жизнь», только настоящая.

– Ну, тогда мне стоит от души поблагодарить своего создателя, что выбросил цифру, приведшую тебя ко мне, – сказал я и, не отрывая от него взора, отпил пива. – Встретив тебя, я очутился на Мейфэре.

– Мей кто?

– Мейфэр. Темно–синяя улицу для богатеев в «Монополии».

Он расхохотался.

– Ты, наверно, имел в виду Бордуок. Отношения к игре «Жизнь» он не имеет, но да ладно.

В то же мгновение на сцену поднялись несколько парней и уселись на табуреты рядом со своими инструментами. Общаться стало невозможно. Все свое внимание Эндрю переключил на них. Ну, почти все. Он немного развернул стул и теперь сидел к ним лицом, а его рука лежала на моем бедре. Судя по виду, он был счастлив и заинтригован.

Выступала группа потрясающе. Звучали знакомые Эндрю композиции. Казалось, он по–настоящему впечатлился. Вряд ли меня можно посчитать экспертом, но я наклонился к нему и зашептал:

– Ты сыграешь гораздо лучше.

Эндрю хмыкнул.

– Пожалуй, нет.

Я откинулся на спинку сиденья.

– Пожалуй, да.

Он покачал головой, полностью отвергая мои слова.

– Думаю, ты субъективен.

– Думаю, ты сексуален.

Он рассмеялся, теплое дыхание защекотало мою шею, и я уже было собрался отодвинуться и поцеловать его, как вдруг музыка остановилась. Объявили небольшой перерыв. Помещение заполнилось болтовней, а фоном заиграла музыкальная запись, не шедшая в сравнение с тем, что мы только что слушали.

– Тебе стоит сыграть на фортепиано, пока идет перерыв, – предложил я.

– Что? – встревожился он. – Да ну!

– Ну, да. Преподай людям урок музыки.