Спэнсер Коэн (ЛП)

Очень долго она всматривалась на меня.

– Спэнс.

– Я в норме, Лолз, – сказал я, зная, что кличка ее остановит: она ее терпеть не

могла. Лицо у нее вытянулось, а я указал, где Лоле следовало повернуть и немного

сменить направление, и использовал перерыв для смены темы. – Как поживает пирсинг в

соске Габа?

Ее глаза вспыхнули озорством.

– О, он его обожает.

– Он обожает или ты обожаешь?

– Я обожаю, как пирсинг влияет на него.

Я рассмеялся.

– Так хорошо?

– Тебе тоже стоит сделать, – заявила она, перескакивая с полосы на полосу. –

Честно говоря, меня удивляет, что у тебя нет пирсинга.

Я схватился за приборную панель, пытаясь говорить так, словно манера ее

вождения не пугала меня до чертиков.

– Считаешь, стоит исправить?

Она с энтузиазмом кивнула.

– Ты изумишься, насколько с ним приятнее. – А потом добавила: – Раздумываешь о

еще одной тату?

– Да. Просто нужно подыскать правильный эскиз.

– Круто. – Я знал, что сказать она хотела гораздо больше, но к счастью промолчала.

– Сюда, – показал я на дом Эндрю.

– Миленько, – ответила она.

И ведь правда.

– Да.

– Слушай, Спэнсер, – проговорила она, паркуясь возле тротуара. – Понимаю,

сегодня ты должен выполнить свою работу, но, думаю, если бы ты заранее рассказал все

Эндрю…

– Лола, я в норме. Спасибо, что подбросила.

На этом я выбрался из «Синди Кроуфорд» и побрел вверх по дороге. Я помахал ей, притворившись, что не заметил печали на ее лице, и нажал кнопку на интеркоме Эндрю.

Он отпер дверь и одарил меня улыбкой, из–за которой мое сердце оборвалось. Хотя

разглядывал он меня с опаской.

– Привет, – сказал он, впуская меня. – Прекрасно выглядишь.

Я надел лучшие штаны, синий жилет, сочетавшийся с моими ботинками, а белые

рукава закатаны до локтей. Волосы уложены, борода обрезана, и я даже воспользовался

одеколоном, поскольку приятный аромат – секретное оружие мужчины.

Мне не хотелось, чтоб он переживал из–за моего вчерашнего дебильного

поведения. Черт, я не горел желанием, чтоб он даже упоминал о случившемся.

– Постирал сегодня?

Он усмехнулся.

– Да.

– И в спортзал сходил?

– Да, – произнес он, проходя в гостиную. – Я такой предсказуемый?

– Вовсе нет, – ответил я. Он вздернул бровь. – Ладно, может, чуть–чуть.

Улыбка сползла с губ, он провел рукой по волосам. Я ждал. Он планировал начать

беседу вроде «слушай, насчет вчерашнего», а эта тема была последней, о чем я хотел

пообщаться, поэтому сменил направление.

– Научишь меня играть на рояле?

От моей просьбы он тормознул и обернулся в сторону рояля.

– Ой… – Он громко выдохнул. – Конечно.

Я подошел к роялю и уселся на краю скамьи. Он был действительно красивым

предметом мебели, инструментом, да по фиг. Не то чтоб я являлся экспертом по роялям

или типа того, но этот был особенным.

Эндрю приземлился рядом со мной, наши бедра и руки соприкоснулись, и он

поднял крышку.

– Ты когда–нибудь играл?

– На рояле? Нет. Господи, да я с треугольником с трудом справлялся.

Он улыбнулся.

– Удивительно. Мне казалось, что человек с твоим музыкальным слухом должен

уметь играть.

– Я умею, – с гордостью проговорил я. – Я умею проигрывать пластинки.

Эндрю усмехнулся и опустил пальцы на клавиши. Он пустился в объяснения об

аккордах и октавах, но запутал меня, добавив про черные клавиши. А если уж быть до

конца честным, я начал думать о том, насколько же длинными и элегантными были его

пальцы, и каково было бы ощутить их на своей коже… Черт, держу пари, он мог бы

исполнить меня как мелодию.

– Спэнсер?

– О, прости. Меня поглотили твои пальцы.

Он хмыкнул.

– Положи свои пальцы вот так, правый указательный на фа.

Я положил, а он приподнял мои руки и сдвинул на несколько клавиш.

– А, эту фа.

Его плечи от смеха затряслись, он приступил к обучению, где какая клавиша, и

вскоре мы мастерски сыграли примитивную пьеску. Ну, мастерски для меня. Эндрю, наверно, последний раз играл ее года в четыре.

Под конец я сдался, провозгласив себя рояльно побежденным.

– Нет такого слова.

– Есть. – Я усмехнулся. – Сыграй мне что–нибудь.

– Что?

– Сыграй что–нибудь. Что угодно. Свою любимую, – сказал я, – «Лунную сонату»

или как эта фигня называется.

Он посмотрел на клавиши, потом вернулся взглядом ко мне.

– Уверен?

– Абсолютно.

И он заиграл. О, боже мой. Никогда не слышал ничего прекрасней. Никогда. Он

прикрыл глаза и затерялся в каждой ноте. Ему даже не требовалось читать партитуру; он

знал все наизусть. Совершенство.

Последняя нота повисла в воздухе, как эфирная сущность. Его руки опустились на

колени, и он наконец–то посмотрел на меня, весь такой уязвимый, словно

продемонстрировал мне ту часть себя, что видело мало людей.

Мне стоило бы как–то по–умному похвалить его, но я смог выпалить только:

– Вау.

Он нервно выдохнул, губы изогнулись в улыбке.

– Понравилось?

– Я в восторге. А теперь сыграй мне что–нибудь из этого твоего джаз–фанка. –

Потом, припомнив про манеры, я добавил: – Пожалуйста.

Его поведение изменилась полностью. Глаза заискрились, улыбка стала дерзкой. Он

опустил руки на клавиши и заиграл самое фанковое соло, что мне доводилось слышать. Я

мог представить людей из двадцатых годов, танцующих в каком–нибудь джаз–баре под