Сперанский 4. Коалиция

И французы побежали, а вслед за ними устремились все иррегуляры. Мы вырвались на поле сражения, и враг опешил. Получилось испугать французское командование, которое направило в нашу сторону сначала часть своей кавалерии, всего-то пять сотен кирасир, а после разгрома элитных кавалеристов переориентировало сразу дивизию, уводя её от австрийцев, уже готовых было побежать.

Надо отдать должное, спохватились австрийцы достаточно быстро. Они, уже успевшие почти потерять свой фланг, будто энергетиков обпились. Генерал Край повёл своих солдат в контратаку.

*………….*…………*

(Интерлюдия)

— Ну, вот и слава Богу! — Суворов перекрестился и впервые за более чем три часа напряжённого боя позволил себе расслабиться, спешиться и присесть на ярко-зелёную траву.

— Ещё бы чуточку раньше прибыл Римский-Корсаков, так и лучше было бы, — высказался начальник русского штаба генерал Максим Владимирович Ребиндер.

— Ты его не кори, Максим Владимирович, а воздай хвалу Богу, что вообще дошёл, да ударил сегодня, мог и завтра подойти, — Суворов улыбнулся. — Только не болтай о моих словах, неча мне ссориться с Римским этим Корсаковым. Но он ещё при Урмии, когда персов громили, запоздал. А я не учёл медлительность его. Вот в следующий раз наукой мне станет.

— А вы, Ваше Высокопревосходительство, всё по себе судите. С вами солдаты не идут, они парят, словно и усталости не знают. Так отчего же иные командиры так не могут? — Ребиндер всё равно настаивал на своём, что Римский-Корсаков сплоховал.

— Ты мне, Максим Владимирович, иное скажи: какую оценку дашь Сперанскому? — переменил тему разговора Суворов.

— Вот только не следует его славить, как спасителя всей битвы, — высказался генерал.

И более не следовало ничего добавлять. На самом деле, из Сперанского может выйти некий раздражитель для армейских чинов. Его и сейчас бы заклеймили «атаманом», вкладывая в это определение негативный подтекст. Вот только вокруг сильно много казаков, и они не поймут, почему к их высшему чину относятся насмехаясь.

— Объявлю я его… — Суворов рассмеялся. — Спасителем австрийцев. Сие и нашему офицерству по нраву придётся, и канцлера Тугута позлю.

— В очередной раз поражаюсь вашей мудрости, Ваше Высокопревосходительство, — улыбаясь, отвечал Ребиндер. — Мне уже успели рассказать про то, что Тугут лично спрашивал о Сперанском, видать, напакостил наш пострел австрийскому канцлеру.

Вокруг холма уже собиралась большая группа людей, и они всё громче галдели.

— Вот те, Максим, не дают мне старику дух перевести, уже с докладами бегут, — усмехнулся Суворов.

— Так сеунч, — развёл руками Максим Владимирович Ребиндер [сеунч — благая весть о победе].

У подножия небольшого, утопающего в зелени от кустов и травы холма уже столпились офицеры, которые прибыли с докладами. Нормальное положение дел, когда спешат доложить, что противник разбит, и о том, как отличилось именно то подразделение, что под командованием докладчика.

Это важный момент. В армии никто не забыл, как докладчики о победах не только принимались самими государынями, но и за добрые вести получали сразу же и чины, и земли, и ордена. Прибыл как-то Потёмкин на доклад к Екатерине Алексеевне и вдруг… Хотя тогда продвижение по службе было не только из-за реляций о победах. Или всё сошлось, и Потёмкин докладывал в постели?

— Ваше Высокопревосходительство, — взъерошенный, но с пылающими глазами, докладывал Багратион. — Вверенные мне солдаты выбили неприятеля с левого фланга и поддерживаемые казаками гонят француза прочь.

— Ай, молодец, Пётр Иванович, умница ты моя! — Суворов подошёл к Багратиону и троекратно расцеловал его. — Видел я, чай не слепой ещё, как ты сражался. Пора бы тебя дальше двигать, пора. Уйду я, а России-матушке ещё нужны будут богатыри.

Словно малолетний ребенок, получивший похвалу от отца, грозный сын Кавказа, или вернее Закавказья, покрылся краской смущения. Суворов — тонкий психолог, чувствует момент и знает, где и как похвалить и солдата, и вот такого подающего надежды офицера.

— Рад стараться, Ваше Высокопревосходительство, — выкрикнул Багратион.

— А что Платов? — обратился фельдмаршал к офицерам, которые уже окружили его. — За трофеями поскакал шельмец, не прибыл?

Все заулыбались, и никто не заметил, как Александр Васильевич Суворов чуть сморщился. Снова начинал болеть живот. Вот же напасть! Сколько себя помнил русский полководец, столько были у него проблемы с желудком и кишечником. Благо Базилевич начал в периоды обострения давать активированный уголь, так чуть легче становится. А ещё медик назначил диету, ну, это когда нужно есть всё невкусное, без соли, пресное, словно пост какой.

— А как там Григорий Иванович Базилевич, господа офицеры? Доложит мне о его успехах кто али нет? Дело великое наладить он решил, кабы спасти русских воинов поболее, — говорил Суворов.

Все несколько опешили. Они тут пришли рассказать, что огромное войско французов разбито, что русские потеряли пока что только чуть более двух тысяч погибшими, а Суворов, отец их, о медике печётся.

— Я пошлю справиться о нём! — первым среагировал Леонтий Леонтьевич Беннигсен.