— Его императорское высочество, милостиво разрешил мне занять вас. И я с радостью, поверьте! — Пален развел руками. — Увы, но долг все равно превыше всего, по сему, обязан спросить вас: что же вы думаете о случившемся? Кто это по вашему? У вас так много недоброжелателей?
«Кроме вас?» — хотелось мне уточнить, но сдержался.
А в целом, складывался не день, а сплошные испытания. Для меня, наверное, проще пережить еще одно покушение, если без потерь у моих людей конечно, но поменьше вот таких разговоров.
Был у меня один начальник, на заре становления моей карьеры в иной реальности, сам по себе он истеричка еще та, но и я не промах, держал удар. Так вот, любимым приемом у него было то, я называл «круг пресса». Сперва сам директор прессовал меня, как впрочем и иных сотрудников, но, когда руководитель уже оказывался эмоционально выжатым, натравлял своих замов, одного за одним, после, набравшись энергии, опять шел в бой, замыкая круг и начиная новый. И я, тогда бывшим относительно неопытным молодым специалистом, выдерживал все и оказывался в итоге правым.
Вот и сейчас ушел, якобы, начальник, а пришел второй переговорщик, Пален. А мне и тогда, с Александром, в напряжении пришлось быть, как и сейчас.
Петербургский генерал-губернатор напирал на то, что это какие-то вообще непонятные разбойники, что дело не политическое, он покусились на слабую охрану при очень дорогих конях и кареты. Да и ночь уже была…
Хотя намеки на то, что моя смерть больше всего выгодна французам, были. Я старался больше молчать, не соглашаться, но и не отвергать догадки Палена. Он пробовал меня растормошить, вывести на откровенность, но тщетно. Но очень важный вывод я почерпнул из разговора. Пален меня явно недооценивает, так как приводимые им аргументы в пользу идеи случайного нападения были, так сказать, не самыми умными.
А потом был Безбородко. Тут немного проще, но так же пришлось держать ухо востро. Канцлер предупреждал меня, что опрометчивые действия приведут к сложным последствиям. Видимо, Александр Андреевич что-то про меня понимает.
С самого утра и до позднего вечера я все разговаривал, и разговаривал. А после прибыл домой и опять же получил более двадцати писем с заверениями о том, что мне сопереживают, но, что несколько смягчало раздражение, были упоминания о книге. Граф Монте-Кристо расходился не быстро, а феноменально молниеносно. Бергман, несмотря на занятость поиском следов покушения, счел правильным сказать, что больше половины всех экземпляров «Графа» уже куплены.
Интересно, а что сейчас формирует информационную повестку в обществе: Сперанский, на которого покушались, или Сперанский, который написал популярную книгу, о которой уже который раз пишут в «ведомостях»? Может еще премьера нового комедийного спектакля волновала Петербург, все же играла Мадам Шевалье. И я должен был идти туда с Катенькой, но… план операции, как выти на Шевалье родился еще утром, так что придется некоему господину появиться на Свет чуть раньше…
— Ваше превосходительство! Выкрали стрелка, — стоило мне войти на порог дома, выкрикнул Северин Цалко.
— Сева, ты что тут делаешь? — спросил я, о усталости не сразу поняв смысл слов. — Так с Тарасовым прибыл. Вы же, ваше превосходительство собираете всех своих…
— Где стрелок? И почему ты его так назвал? Потому, что стрелял в меня? — спрашивал я.
— Нет, ваше превосходительство, он из наших, знаю я его хорошо… — отвечал Северин.
Глава 7
Глава 7
Петербург. Большой Каменный театр
17 октября 1798 года (Интерлюдия)
Светло-русая дама, с проникающим в самое сердце томным взглядом, сидела в великолепной выделке кресле. Она смотрела на себя, обнаженную, в зеркало. Чуть пышноватые бедра, аккуратная небольшая грудь, нездоровая бледная кожа…
Это ли нравится мужчинам, которые сходили по ней с ума? Или мужчин притягивала внешняя беззащитность и неизменно сопровождающая женщину тайна? Может так быть, что дама столь искусна в постели, что если мужчина один раз окажется на мягких простынях этой женщины, уже не сможет воспринимать иных прелестниц?
А еще она умела говорить со своими воздыхателями, и не только томный голосок был виной того, что кавалеры были готовы пасть ниц перед ней. Это происходило и потому, что именно она говорила. Ничтожество, мудрая гетера, заставит думать о себе, как о герое, а из героя изваяет божество. Всяк сюда входящий, выйдет уже иным человеком. Но в последнее время не так много входило к ней мужчин, но это были те, кто вершит судьбу России.
Будучи уверенной с мужчинами, вне любовных интриг, женщина бывала неоправданно эмоциональной и даже казалась глупой. Вот и сейчас Луиза Бриссоль, нынче известная, как Мадам Шевалье, пребывала в нервозном ожидании из-за своей премьеры. Сегодня, в Большом Каменном театре Петербурга состоится показ комической оперы «Прекрасная Арсена». При передачи шифровок в Париж, или в процессе подделки писем русского императора Шевалье так не переживает, как перед премьерой нового спектакля.