Сперанца

Было известно, что на праздник приедут руководители профсоюза и что кто-то из них даже скажет речь.

Сперанце все было интересно. Она еще не очень хорошо разбиралась в происходящем, но ею руководил верный инстинкт и ранний опыт. И потом, говорила она себе, ей многое объяснит Таго. А пока ей достаточно было видеть, что в кооперативе ее труд оплачивается — частично деньгами, частично долей урожая. Кусок хлеба был обеспечен. Больше не приходилось дрожать над каждым килограммом муки и ночи напролет высчитывать, удастся ли дотянуть до новой…

В этот вечер ей не терпелось послушать обещанную речь. Она вспоминала о своей встрече с человеком, который руководил ими в самом начале, и ей хотелось его снова увидеть. Правда, она встретилась с ним еще раз на похоронах дедушки Цвана и Джузеппе, но была тогда в таком состоянии, что не могла ни разглядывать, ни слушать его.

Наконец девушки были готовы.

Перед тем как идти на гулянье, Сперанца вымыла голову, и теперь у нее не держалась прическа. Поэтому она туго повязалась платком, чтобы волосы улеглись дорогой. Этот платок — белый с желтыми цветами — она нашла в сундуке матери. Повязывая им голову, она даже не подозревала, что когда-то была завернута в него сама, вся целиком, едва появилась на свет, когда мать ее умирала.

Все четверо, веселые и возбужденные, шли по дамбе.

По всем дорогам народ стекался в Бручату, выбранную для гулянья потому, что там было самое большое гумно, находившееся притом почти на равном расстоянии от остальных поселков.

Надален целый день свозил туда соломенные стулья, собранные изо всех домов долины, большие, оплетенные бутыли вина и бутылочки с шипучкой («для сосунков», как он говорил), закупоренные стеклянными пробками.

Придя на гумно, девушки сразу загляделись на разноцветные фонарики. Потом они двинулись дальше, через толпу женщин, занятых приготовлениями к празднику. На краю гумна стояло много столов, сдвинутых вместе, а на них ряды буссилани, приготовленных опытными хозяйками. Тут была и Тина, деловито вынимавшая из корзин посуду и провизию, покрикивая на державшихся кучками пареньков, чтобы они поскорее расставляли стулья.

— Смотри, какое платье! — шепнула Ирма. — Прямо как шелковое!

Сперанца помрачнела. Она никак не могла поговорить с Таго о Тине. Один-единственный раз она попробовала было о ней заикнуться, но Таго мигом вскипел.

— Я хочу, чтобы мне верили. Ты должна верить мне, а не тому, что болтают люди. Тина умеет себя вести, и у нее ума больше, чем у вас всех взятых вместе. Она славная девушка, и я не могу позволить, чтобы о ней сплетничали — по крайней мере, при мне.

Сперанца, боясь снова рассердить Таго, больше об этом не заговаривала.

Но теперь, увидев Тину перед собой, она почувствовала обиду.

— Видала, как она хозяйничает? — спросила Элена.

Сперанца повернулась спиной к Тине и столкнулась лицом к лицу с каким-то парнем, которого она еще до того приметила и на которого ей указывали подруги, тоже не знавшие, кто он такой. Не успела Сперанца прийти на гумно, как он уставился на нее и уже не сводил больше глаз, следя за каждым ее шагом.

Теперь он стоял перед ней и улыбался.

— Тебя зовут Сперанца? — спросил он.

Девушка с удивлением посмотрела на него, потом кивнула головой.

— Ты меня не узнаешь? Я Роберто. Помнишь тот день, когда убили твоего дедушку? Мы с тобой бежали через болото, а потом еще переправлялись на лодке…

— А! — вспомнила Сперанца. — Я с тех пор тебя ни разу не видела…

— Мы сразу после этого уехали. Я со своими жил все это время во Франции и только два месяца как вернулся. Несколько дней назад я видел, как ты работала на обмолоте, и сразу тебя узнал. Таких голубых глаз, как у тебя, Сперанца, не сыщешь.

— Я помолвлена, — предусмотрительно сказала она. — Помнишь, в тот день я сказала тебе, чтобы ты взял дощаник и поскорее плыл к Таго?

— К Таго?

— Да, к моему брату, который был на дамбах, что по левую сторону…

— А, да…

— Ну вот. С ним я и помолвлена. В сентябре мы поженимся.

— Как, с братом?

— Да какая же он мне родня! Это ведь наши дедушки были двоюродными братьями…

— Но он, должно быть, уже старый… — заметил Роберто.

— По-твоему, выходит, мужчина в тридцать лет — старик? — обиделась Сперанца. — Или ты хочешь, чтобы я вышла за молокососа? Обзаводиться своим хозяйством нужно с мужчиной, а не с мальчишкой…

Тут она заметила Тину, проходившую мимо них, и добавила:

— Вот женщина в тридцать лет — это уж, правда, старая.

— …Прости, я не хотел тебя обидеть…

Заиграла музыка, и Роберто спросил:

— Станцуем?

Сперанца улыбнулась.

— Я жду Таго… — сказала она, страстно желая, чтобы ее услышала стоявшая неподалеку Тина. — Он должен был бы уже прийти, но что-то запаздывает… Вот мои подруги, наверное, не прочь потанцевать…

Она обернулась поискать их и увидела, что Ирма уже на средине гумна с машинистом молотилки, а Джулия выходит танцевать с каким-то толстым и шумным человеком, явно разгорячившимся от вина.

Тогда она кивнула на Элену, как раз подошедшую в эту минуту.

Скоро Роберто и девушка тоже смешались с танцующими, и Сперанца осталась одна.