Сперанца

Он даже не ответил. Но Сперанцу и не интересовало то, о чем она спрашивала. Ей только хотелось прервать молчание, преодолеть владевшее ею волнение. Съежившись на дне лодки, она подставляла лицо дождю и ветру. То где-то совсем рядом, то поодаль квакала лягушка, и больше ни одного живого голоса. Ветер свистел в камышах.

Длинные листья болотника, холодные и осклизлые, хлестали ее то по шее, то по лицу; она вздрагивала, но молчала.

Время от времени болото освещалось вспышками молний. Тогда пламенела вода и пламенело небо, и на мгновение на этом огненном фоне вырисовывались, как тонкие, извивающиеся змеи, черные арабески кустов, и ивы походили на спрутов с тысячами щупальцев.

При ослепительном блеске молний все вокруг казалось нереальным и чудовищным, и Сперанца тоскливо озиралась по сторонам.

На мгновение она закрыла глаза и представила себе свою каморку с косыми балками под потолком, узкую кровать, пахнущий смолой сундук, оконце с белой занавеской и веточкой майорана на подоконнике, младенца Иисуса в голубом одеянии, зеркальце на стене, отражавшее ее тревоги и радости…

Эта каморка, в которой вешалками служили вбитые в стену гвозди и из-под кровати выкатывалась под ноги сваленная в кучу картошка, была самой жалкой дырой, какую только можно представить. Но теперь Сперанца мысленно возвращалась в нее и укрывалась там, как в своей крепости, заперев за собой дверь и захлопнув окно. А лодка между тем плыла и плыла.

Когда они пристали к берегу, Сперанца очнулась от резкого толчка.

Она промокла до нитки и окоченела. Ей понадобилось сделать над собой усилие, чтобы подняться и выйти из лодки. Она оперлась на руку Таго и пошла с ним по узкой тропинке под нависавшими над головой мокрыми от дождя ветвями деревьев.

Неожиданно она оказалась в нескольких метрах от хибарки, выросшей перед ней в багровом от зарниц просвете.

Таго толкнул дверь и она вошла.

В хибарке было тепло и стоял острый запах свежеобструганного дерева.

— Подожди, сейчас я разожгу огонь, — сказал Таго.

Он вышел и тут же вернулся с большой охапкой хвороста.

Через минуту в очаге, потрескивая сухими ветками, высоко взметнулось пламя, и его отсветы длинными язычками заплясали на стенах.

Стоя посреди комнаты, Сперанца внимательно осматривалась. Постепенно к ней вернулась прежняя бодрость.

Это была все та же комната, что и прежде, но стены были заново обшиты тесом, а вместо утоптанной земли под ногами был настоящий пол из красных кирпичей еще со следами известки. Новая печь была сложена у самой стены.

Но попрежнему одна против другой на голых стенах висели две старые двустволки, и, увидев их, Сперанца слегка вздрогнула.

— Мне их недавно вернули, — сказал Таго, перехватав ее взгляд, — еле добился…

Ничто более не напоминало о прошлом, но и этого было достаточно. Сперанца закрыла глаза, и ей почудилось, будто она снова видит, как плывут в тишине лодки с двумя мертвецами… Они были завернуты в парусину, и возле них лежали двустволки. Лодки медленно скользили по неподвижной воде, и Сперанца, сидевшая в одной из них, услышала, как у нее за спиной застучал топор, и поняла, что кто-то водружает кресты…

Ей опять стало тоскливо, и Таго, казалось, поняв ее состояние, подтолкнул ее к очагу.

Сперанца потянулась к огню, и живительное тепло помогло ей понемногу снова оправиться.

Некоторое время они пребывали в полном молчании. Оно становилось тягостным, и Сперанца почувствовала растущую неловкость. Она попыталась найти тему для разговора, но ей ничего не приходило в голову.

Таго стоял теперь у нее за спиной, и только дыхание выдавало его присутствие.

Тогда Сперанца, наклонившись к очагу, пододвинула в жар головешки и опустилась на колени раздуть угасавший огонь.

Это был инстинктивный жест, унаследованный от многих поколений женщин, которые до нее делали то же самое с той же простотой и естественностью, но этого было достаточно, чтобы растрогать Таго.

Он приблизился к Сперанце и погладил ее по голове.

— У тебя волосы мокрые… — сказал он и поворошил их пальцами, чтобы они рассыпались и поскорее просохли. Потом он сел на камень возле нее и обнял ее за плечи.

— Я уж почти пожалел, что привез тебя сюда, — прошептал он.

Сперанца, обернувшись, посмотрела на него, и пламя осветило ее улыбку. Один жест и одна сердечная фраза рассеяли всякое недоверие.

Уже ни о чем не тревожась, она положила голову на плечо Таго, и они стали вместе следить, как угасает огонь, пока на поду не остались только красные угольки.

За окном монотонно шумел дождь, падая в камыши, на ветки ив, на крышу… и на кресты на берегу затона… Ветер завывал на болоте.

Таго вдруг наклонился и в приливе нежности поцеловал руку Сперанцы. Она посмотрела на него с удивлением, потом приникла к нему и прошептала:

— Вон там мы должны повесить зеркало. Мне оно часто будет нужно, потому что я люблю смотреть на себя, когда я счастлива.

Глава тридцать четвертая

— …и тогда он оставил ее умирать с голоду, — рассказывала Элена Надалену, сидя рядом с ним на лавочке перед домом, возле кустов розмарина. Надален слушал ее, пожевывая табак.