Поначалу она думала о П. непрестанно, чем, наверное, вызывала невольное возмущение личного его пространства – пространства, в котором Сане отведена была почетная, но невероятно унылая friend-койка. Что же касается всех этих шуточек на тему «дружеского секса» да укропа королевы Анны, пороха с верблюжьей слюной, живых головастиков, железной ржавчины, акации, ивового листа да кипяченной в масле ртути (или так: «При составлении брачного контракта солдат Джейн потребовала от солдата Джонни включить в список такой пункт, как ”
прерванный половой акт“»), то нельзя сказать, будто все они остались за кадром и совсем уж не давили на психику. О, распоротое равновесие, которое хранила она в сердце своем, словно хрустальный шарик, боясь разбить!.. Как мечтала Сана остановить стрелку секундную – и как быстро передвигалась даже часовая! Нет-нет: она, разумеется, не думала ни о бабочках из марципана и мастики, ни о пошленькой лебединой паре на дурацком свадебном торте, ни о «крепком жизнеспособном приплоде» – все это в прошлом, развод плюс один, повторяться нет смысла; был у невесты когда-то – а странное ведь словечко невеста – и «букет-паук», от плотной середины которого расходились в разные стороны изящные линии; было и путешествие к самому красному морю – пирамиды, верблюды, арабы, теряющие при виде белой ledi рассудок: что с того?..П. был близок, как никто – и одновременно недосягаем: вот Сана и захлопнулась, будто шкатулка музыкальная, вот и проглотила ключик, дверь волшебную анимы – отпирающий, а потому мелодия небесная не прозвучала, а потому балерина, появляющаяся на серебристой поверхности игрушечного рояля, уснула и уже не показывалась…
Как банально, как пошло, морщилась Сана: роман – если ЭТО можно, конечно, назвать романом, – с тем, кто использует в качестве тяглового и пахотного животного более чем ординарное существо по кличке жена и ничего (скука какая!) менять не собирается? Просыпаться и засыпать в одной постели
, вот, собственно, и все, Сана: такова, на самом деле, твоя «банальщина», такова «пошлость» – не ты ли призналась себе в этом, потягивая в «Квартире 44» жидкость счастья?.. На тебя с любопытством посматривают, но ты, конечно же, никого не замечаешь – ты привычно иронизируешь и, подзывая официанта, барабанишь по столу пальчиками: «Вели, государь, мне дать из своей государевой аптеки водок».
Много позже тот, кого науки любовной ради исследовала Сана едва ли не под микроскопом, скажет: кажется, я мешаю тебе
, и она кивнет – разумеется, мешаешь. Да, она задыхается, ей словно жгут на горло наложили… И улицы, и деревья, и люди, и звери, и монастырь этот – все мертвое, мертвое: мертва и она, Сана, и звонок П. не в кассу, звонок П. не имеет значения, потому как задачка не имеет решения – что на Земле, то и на Небе, да только если на Земле помоечка, если на шарике – отзвук, что ж над шариком-то?..И – вот она, кипарисовая аллея, вот монастырские кельи, гробы у глухой стены… Сухо, зябко – да страшно, Сана, чего уж там! Звериного одиночества, тоскливым своим капюшоном тебя накрывшего, бежишь: потому ходишь вокруг да около, в храм никак не войдешь, а когда, наконец, решишься, неловкость одну и почувствуешь, а дальше… Дальше вот так: гони, гробунок, э-эй! Поди, докажи, будто не тварь дрожащая! А коли переступишь
, посмеешь коли переступить, в покое все одно не оставят: в том-то и гнусь… Назад, на шарик, чтоб дурь из башки повышибить: «Да мне крышка, крышка! – кричишь ты, судорожно пытаясь остановить поток пахнущей хлоркой слизи. – Хочешь убить свободу? Позволь сперматозоидам добежать: слоган, ха-ха, слога-ан…». Значит, стремящиеся у й т и – из-за страха останутся, а не потому что не в силах закон нарушить… Купи-продай – да сделка же, сделка: как ты – так и к тебе, а возненавидеть посмеешь – так бумерангнется, мама не горюй! «Быть в позитиве» выгодно, легче легкого арифметика; главное, чтоб не до кровищи тошнило-то… Есть, правда, одна нестыковочка – ни сном ни духом Любка про бумеранг тот: страшней войны герла в кривом зеркале, страшней смерти – можно ли такой верить?… Вот и Смита прикончили, когда он поверил…
Подобно Уинстону Смиту, записывавшему в дневник сомнения насчет правильности партийного учения, записывает Сана все, что касается правильности так называемого Высшего Замысла – чаще всего тот представляется ей чудовищным: или она чего-то не понимает?.. Ок, ок – пусть ей объяснят. Пусть хоть кто-нибудь, раз в жизни, объяснит, что, черт возьми, происходит на самом деле: если г-н Б. предполагает, будто она схватывает на лету все Его более чем пространные намеки, все Его знаки, то Он сильно ошибается! Почему в школе – одни буквы да цифры, пять химий в институте – зачем? Для чего приходят в сны ее препараты (чаны с формалином, сборящаяся на коленках трупов кожа) – неужто именно ей, Сане, было нужно все это?..