Сперматозоиды

Через сорок минут электричка подъезжает к граду Ж.: такому же серому и унылому, как и большинство подстольных аппендиксов. Местечко (оно же станция Обираловка, увековеченная графом Т.) кажется Сане знакомым. Как будто она уже ходила тут… – или лежала?.. – как будто что-то нехорошее случилось здесь с ней… А вот тебе, детка, последняя загадка сфинкса: какая мода пошла от Анны Кэ? «И не вздумай хныкать, – осекает ее буся. – От Анны Кэ, чтоб ты знала, туфли на платформе остались: мой размерчик, гляди…» – буся приподнимает подол и показывает Сане всамделишную игру в классики. «Но ты же мертвая, – мотает головой она, – ты мертвая и существуешь только в моем воображении!» – «Ну ты и воображала, – усмехается буся, перед тем как исчезнуть, – ну и воображала!» Сана щиплет себя за руку, выходит на привокзальную площадь и осматривается – газетный киоск, автобусная остановка, рынок, аптека («…ты, когда будешь затягиваться, скажи «аап», а на выдохе – «теэка», и точно глюканёт!»): а как ты хотела? – так и хотела… – и садится в маршрутку: шесть остановок до улицы, нужной ей – да вот оно, щастье: домик-крошечка! Вид на пустырь бессловесный, небо в алмазах зато.

[ссылка]

Да, Сана выходит на «Курской»: да, Сана едет в подстольный град, где скворечни дешевле, чем в граде стольном, а потому стоит на перроне, нервно теребя маленькую бутылочку Catto’s (электричка должна появиться с минуты на минуту), и не сразу замечает все тот же бусин фантом: «Как ты могла, Саночка? Виски на вокзале… Тебе не кажется это дурным тоном? Что бы сказал отец!..» – «Почему ты ушла насовсем? Почему не приходила так долго?..» – у Саны трясутся плечи, Catto’s летит в урну, а буся кричит: «Наш гробунок! Давай-ка, шевелись… Так и быть, разомну кости, не то опять одна в этой Ж. дел натворишь, а квартиру не снимешь!» – «Но это же «Москва – Петушки»!» – слабо сопротивляется Сана. – «Какая разница? Электричка идет в Ж.!» – буся удивленно поднимает брови: ни дать ни взять Анна Кэ!.. А после поезда она стала, пожалуй, даже красивей, замечает Сана и заходит в вагон, где честной планктон бьет ее диалектом серпа и молота с карачаровским душком-с[67]: под дых, под дых.

Не чуя себя, протискивается Сана к бусе (как она могла опередить ее и откуда тут вообще место?), а потом, нашептывая hand-made-мантру, садится к ней на колени: «Е-ха-ли мед-ве-ди на ве-ло-си-пе-де…в ямку провалились, ОМ!» – все так, все так же, как в детстве, когда буся, легко подбрасывая ее в воздух, пела, а Саночка с замиранием сердца ждала заветного «в ямку провалились!»: вот сейчас буся – как всегда, в самый неожиданный момент, – расставит коленки, и Сана, проваливаясь, слегка зависнет над полом, а когда, как ей покажется, почти упадет, окажется ловко подхваченной, и все – ОМ!money… – сначала: «Е-ха-ли мед-ве-ди на велосипеде…» – С Новым годом, Саночка! Спой Снегурочке «Елочку»! – «Хуй вам, а не елка!» – отглаголит в ответ нехитрую истинку sex-shop очередного тысячелетия; «В Новый год с новыми проблемами!» – прослоганирует Сеть; «Вы еще не купили новый стеганый чехол для любимого чайника?..» – покачает головкой мальчик-зайчик: Санин переезд в подстольную совпадет чудесным образом с happy new year.

Она, несмотря ни на что (а может, так: не смотря, не глядя – зажмурившись), чувствовала себя почти счастливой. «Почти», потому как чуть-чуть – считается: да только чуть-чуть, собственно, и считается. Квартирка-квартирка, повернись ко мне передом! Что мне обои твои, что – краны, что Blattella germanica[68]? Вот же она, неприкосновенность частной жизни – горстями есть, не подавиться б.

Вещей у Саны не так уж много – в основном книги да диски; мебель же и прочая дребедень погружены в заказанную «Газель» и – «Ссс вэтэрррком, кырасссавыца?» – доставлены тридцатого декабря в град Ж. Тридцать первого же, после распаковывания мешков и чемоданов, Сана крутила «Олимпию» Лени Рифеншталь, слушала под перуанские мотивы (диск П.) онемеченную речь Значительного Лица – и потому та чудесным образом не раздражала, да медитативно щелкала пультом (если Сану спросить, что именно она видела, едва ли она ответит), ну а первого достала подсвечники – один белый, другой розовый – и зажгла аромалампу: чампа, любимый цветок Кришны[69], Dead Man’s fingers[70]: странные все-таки существа – люди, надо же так назвать… Есть разве что-то чудесней запаха этого, тропической свежести этой – лучше?.. Другими словами: соединения сложных эфиров нетерпеноидных да кислот алкановых-алкадиеновых – есть ли?.. Сана не знает, хотя, возможно, тени: да-да, возможно, тени и лучше, тени на потолке, похожие, если позволить себе сдаться, с треском провалившись в мечты, на те самые облака, танцующие над морем, к которому они с П. так и не поехали.