Специальный корреспондент

Вдруг открылась дверь закусочной, и выбежали финикийцы со своими здоровенными ножами — все втроем. От их улыбчивости не осталось и следа, черные глаза злобно сверкали.

— Э-э-э-э, что вы тут устроилы? Каждый знает — здэс мэсто братьев Адгербал, м? Пойди, устрой свой беспрэдэл вдругом мэсте, м? — акцент даже подчеркивал угрожающие интонации, а сверкающие клинки в руках демонстрировали серьезность намерений финикийцев.

Заводила уже встал, и, мазнув взглядом по моему хаки, махнул своим товарищам:

— Спелись, черти… Рабовладельцы и пархатые финикийцы… Всех вас к ногтю, в свое время…

Ворча и матерно бурча, они вышли из проулка и исчезли из виду.

Я наконец смог рассмотреть тех, на кого была направлена агрессия. Крепкий коренастый мужик в широкополой шляпе и двое мальчишек — лет двенадцати-пятнадцати. Оба вцепились в рукояти ножей на поясе, мужчина держал ладони у сыновей на плечах. Борода у него и вправду была выдающаяся — опускалась на самую грудь.

Смерив меня оценивающим взглядом с головы до ног, он прогудел:

— Гло йа ин Год?

— Еэр аан дие Вадер, ен Зин, ен дие Хейлиге Геес! — старательно выговаривая слова сказал я.

— Амен! — он кивнул и тут же расплылся в улыбке, и стал совсем не страшным — что-то вроде протекторатского Санта Клауса, только со здоровенным тесаком на поясе.

— Заходы, заходы к нам, борода, и мальчиков заводы, чего тут стоять, м?

Они завели нас внутрь и завернули мне еще один донер, и налили кофе гемайну и апельсинового сока — мальчишкам.

— Вы принимаете песок? — уточнил бородач и полез за пазуху.

— Всё, всё прэнимаем! Дажэ алмаз и платина! И весы имеем!

Действительно, младший финикиец сбегал куда-то и притащил аптекарские весы, а гемайн насыпал на одну из чаш щепотку желтых крупинок из кожаного мешочка.

— О-о-о-о! — восхитились кудрявые братья и тут же завернули еще три донера, и выставили целый поднос с зеленью, сыром и какими-то фруктами, и притащили графин с молодым вином.

Они оказались замечательными ребятами, эти финикийцы. И гемайн — минеер Боота, и его сыновья — тоже. И то, что мы все жутко говорили на лаймиш, нам совсем не мешало.

* * *

— Будете за рекой, в Натале — так и знайте, ворота крааля Бооты всегда открыты для вас. Любой гемайн укажет вам дорогу к моему дому, а там — вы будете как за каменной стеной! О, йа, вы и будете за самой настоящей стеной, хо-хо-хо! — взявшись за бока хохотнул минеер Боота.

Я вежливо улыбнулся в ответ и пожал руку ему и его сыновьям — тоже. Гемайн чмокнул губами, и запряженный четверкой лошадей фургон, полный покупок, сдвинулся с места и запылил прочь от душного Гертона в сторону далеких зеленых холмов.

— Год сиен йо! — крикнул я вдогонку.

— Тотзиенс! — откликнулись из фургона.

Эти гемайны — первые, кого я увидел вживую из этого народа — живо напомнили мне хуторян с Южной засечной черты, а еще — жителей северного поморья. Домовитость, основательность, готовность зубами и кулаками отстаивать заработанное тяжким трудом, бесконечная преданность своему дому и своей семье… Это совсем не походило на легкомысленных и вспыльчивых, импульсивных жителей Гертона.

Я увидел здесь, в этом городе, всё, что хотел, и теперь ждал транспорт до Лисса. Жители Колонии — завзятые мореходы, и протянуть железную дорогу вдоль побережья, чтобы соединить ключевые города еще и по суше — нет, это было не в их стиле. Каждый город жил обособленно, имея связь с внешним миром при помощи морских судов и телеграфа — в последнее время. Имелась ветка от трансконтинентальной дороги до Лисса, построенная еще в прошлом веке тевтонами — и на этом всё. Говорили, что масштабное железнодорожное строительство началось в окрестностях Зурбагана — но туда мне предстояло попасть еще нескоро.

Гостиница, в которой я ждал попутного судна, называлась «Суша и море» — одноэтажное каменное здание с черной крышей прижалось к скале в удобном с точки зрения приманивания постояльцев месте — шоссе на Тахенбакские рудники делало здесь петлю, и волей-неволей вынуждало экипажи и автомобили притормаживать. Окна ее смотрели на океан — и мне это было на руку.

Капитан шхуны «Бабочка» — Илай Фокс — квартировал тут же, в «гостинице Стомадора» — так он называл «Сушу и море». И за ним должны были прислать шлюпку, когда судно покончит с погрузкой и бумажными формальностями. Золотые имперские монеты, перекочевавшие в карман грязного капитанского кителя, были достаточно убедительным аргументом, чтобы он согласился взять с собой одного корреспондента из далекой северной страны…

С сожалением поглядев еще раз на удаляющийся вдаль по дороге фургон и на далекие предгорья, теряющиеся в туманной дымке, я зашагал к гостинице. Здесь, за столиками под навесом, восседали завсегдатаи, и капитан Фокс — в их числе.

Учитывая мой опыт общения с вышколенными и опрятными офицерами и матросами с «Гленарвана», воспринимать растрепанного, потасканного и вечно взмыленного моряка всерьез было сложно. Фокс приглаживал свои сальные волосы пятерней, курил сигариллу и спорил о чем-то с пошарпанного вида интеллигентом в круглых очках.