Спецназ

Ни одно из зарубежных русскоязычных издательств так и не решилось выпустить «Спецназ». Такая же судьба ждала «Ледокол» и «Советскую военную разведку» — на русском языке за пределами Советского Союза до и после его развала эти книги никогда не выходили.

Прошло совсем немного времени, и в 1991 году Советский Союз рухнул. И вдруг открылось, что есть-таки Спецназ, и слово такое в русском языке тоже есть. Правда, признали это не сразу и не полностью. Начальник ГРУ генерал-полковник Е. Л. Тимохин 29 апреля 1992 года на страницах газеты «Красная звезда», которая в тот момент была центральным печатным органом Министерства обороны Российской Федерации, сообщил:

В системе военной разведки имеются формирования специального назначения, которые пресса и нарекла спецназом.

То есть формирования такие есть, а вот названия такого нет. Название такое пронырливые журналюги выдумали.

Но довольно скоро термин этот перестали хранить в строгой тайне, и он пошел гулять по свету. И прижился. И многим понравился. И вдруг расплодилось множество всевозможных спецназов: спецназ МВД, спецназ ФСИН, спецназ ФСБ, спецназ Пограничных войск, спецназ СВР, спецназ МЧС, американский спецназ, израильский, иранский, британский… Слово «спецназ» стало нарицательным. Его стали писать со строчной буквы. В то время как в ГРУ термин этот писали с заглавной буквы, ибо это было имя собственное.

Дабы отмежеваться от уймы разнообразных «спецназов» и не путать грешное с праведным, руководство ГРУ негласно отказалось от частого употребления термина «Спецназ», отдав предпочтение более короткому имени — СпН. Встретив это сокращение, мы с большой долей вероятности можем считать, что в данном случае речь идет о структурах, которые являются частью военной разведки.

Все остальные «спецназы» — это неуклюжая попытка примазаться к звучному имени боевых формирований ГРУ.

За совсем короткое время слово «спецназ» прочно вошло в наш быт и в наш язык.

И посыпались предложения как от издателей из России, так и от зарубежных русскоязычных издательств. Только вчера надменные редакторы отвергали рукопись не глядя, а тут вдруг: вот контракт, подписывай, отпечатаем немедленно и денег отвалим невпрогреб.

На эти предложения, порой весьма заманчивые, я отвечал категорическим отказом.

Причина отказа серьезная.

После Второй мировой войны части и соединения СпН были созданы по приказу товарища Сталина для решения единственной, однако предельно сложной и ответственной задачи — для поиска и уничтожения ядерного оружия противника и средств его доставки.

Кроме того, части и соединения СпН, а также агентура СпН были призваны решать и другую задачу, которая, тем не менее, была неразрывно связана с решением главной задачи: поиск и уничтожение штабов, командных пунктов, узлов и линий связи, которые могли отдавать, передавать и исполнять приказы на применение оружия массового поражения, на передачу и прием соответствующих распоряжений и указаний.

Помимо решения этих задач части СпН и агентуру СпН планировалось использовать против транспортных систем, трубопроводов, электростанций, высоковольтных линий электропередач, для поиска и ликвидации высокопоставленных политических и военных лидеров, для создания в тылу противника атмосферы страха и паники. Однако эти задачи могли быть поставлены частям и агентуре СпН только в том случае, когда главная задача была решена, — когда оружие массового поражения противника в данном районе уничтожено или по крайней мере подавлено.

Моя книга — о том, что должны были делать части и агентура СпН в случае тотальной ядерной войны между Западом и Советским Союзом и его сателлитами.

Но когда Советский Союз благополучно развалился, а все его бывшие союзники переметнулись в НАТО, никакая глобальная война против проклятых капиталистов в обозримом будущем больше не готовилась и не замышлялась. А потому мои размышления о том, что будут делать бойцы и агентура СпН в грядущей глобальной войне, никому больше не нужны, ибо не будет такого столкновения.

Если бы книга вышла на русском языке во времена противостояния стран НАТО и стран Варшавского договора, то сейчас ее можно было бы переиздать. Всем стало бы ясно: речь идет о том, что было в годы Холодной войны.