Спецназ ГРУ в Афганистане

— Ах, мать вашу… — цедил сквозь зубы Паша, — да торопитесь же, мужики! Пока доползете, туда целая армия притащится. — И вдруг заметил моджахеда, который прыгал с камня на камень, держа автомат, как мотыгу, на плече. Внезапно он замер в полуприседе и заорал, показывая рукой в сторону, где полз второй взвод.

— Наших заметили! Огонь! — одновременно с моджахедом закричал Маслов и, путаясь в полах длинного чапана, уже не прячась, кинулся к «ДШК», и его грохот словно сдетонировал оглушительный взрыв боя, заполнивший ущелье и окрестные горы.

«Своего» моджахеда Маслов изрешетил тут же, на том же камне, с которого тот увидел шурави, но шедшие за ним и предупрежденные его криком успели залечь за выступы скал на самом хребте и прижали сбоку второй взвод, который должен был кинуться в атаку на укрепрайон.

Меняя коробку за коробкой, Маслов бил по хребту, не давая высунуться никому из этой опасной группы, вдруг появившейся на фланге атакующего взвода.

Зубов не успел «обидеться» на сержанта за самовольную команду «Огонь!». Схватив снова бинокль, он сразу же уловил, что терять нельзя ни мгновения, одобрил действия Маслова, который верно определил самую опасную точку. И вдруг пулемет замолк: снайперские пули отогнали Маслова от него.

«Надо что-то делать, надо что-то делать, надо что-то делать…» — пулеметной очередью била по мозгам Зубова тревога. А тут еще и Маслов подполз:

— Надо что-то делать, командир. Сбросят они ребят с горы, всех перебьют.

— Да скинь ты эту чалму! — неожиданно заорал Зубов, глядя на нелепо обмотанного Маслова. — Бери весь взвод. Вон через ту перемычку выйдешь на их тропу. Ударишь сверху.

— А вы?

— Я с парой человек отвлеку огонь на себя.

Что-то полыхнуло внутри Маслова, но некогда было даже осознать что это: благодарность, ревность, жалость или восхищение.

— Губин, Вареник, останетесь со взводным! — разматывая чалму, скомандовал Маслов. — Остальные — все за мной! — И, выбросив моток светлой ткани на каменную изгородь, по которой тотчас же полыхнули автоматные очереди, пригибаясь, увел весь взвод в сторону перемычки.

Оставшись втроем, Зубов с притихшими Вареником и Губиным глядели на одинокий «ДШК» и слушали цоканье пуль вокруг него по стенкам глиняной мазанки, по каменной ограде, по металлу «набалдашника».

Опомнившись от нападения, духи открыли ураганный огонь из всех видов оружия. Высунуться за ограду — тут же схватишь пулю. «Но пулемет не должен молчать. Вот главное!» — приказал себе Олег Зубов. Передать этот приказ подчиненным ни язык не поворачивается, ни совесть не позволяет. И вдруг по-тигриному, всеми четырьмя конечностями он прыгает к пулемету, разворачивает его на треноге, дает короткую очередь и тут же падает на стреляные гильзы. Вовка и Гриша бросаются к нему на помощь, но он встречает их бледной улыбкой:

— Надо продержаться, пацаны. Надо отвлечь их от наших.

— Убьют же! — наивно вырвалось у Вовки. В ответ Гриша, не говоря ни слова, так же, как только что взводный, бросается в другой угол поста и, нарисовав для душманов своим телом огромную мишень над каменной оградой, дает очередь из пулемета Калашникова, затем кувырком бросается в сторону, а там, где он стоял, разрывается кумулятивная граната. Вовка подумал: настала его очередь возникать над оградой. Но еще не додумал до конца важную мысль и еще не принял решение, как его опередил командир и снова взвился к «ДШК», снова хлестнул очередью и опять прижался к гильзам на земле. После этого Вовка подумал: теперь думать нечего, надо вставать — и полоснул из автомата в сторону душманов.

В такую вот игру в «кошки-мышки» со смертью играли разведчики, пока Маслов со взводом не навалились на духов сверху, и уже некому стало стрелять по их посту, не с кем стало «играть», оставалось только слушать, как затихает бой на склоне соседней горы.

Укрепрайон, как оказалось, располагался вокруг глубокой пещеры, куда откатились оставшиеся в живых моджахеды и с отчаянием обреченных отбивались до «упора». Когда шурави сжали кольцо вокруг их норы, стрельба оттуда прекратилась. Озадаченные разведчики, все еще боясь входить в черный зев пещеры, на всякий случай бросили туда несколько «лимонок». Вместе со взрывами нора ответила пением молитвы. Это было последнее оружие, последняя броня моджахедов. Может быть, поэтому звуки молитвы казались не жалобными, а угрожающими. И они бросали и бросали в этот поющий зев гранаты, пока не смолк последний хриплый стон.

Когда все утихло и перестали цокать пули о каменную ограду, когда уже оттуда, из укрепрайона, им не угрожала смерть, только теперь Зубов, Вареник и Губин почувствовали, как отяжелели их тела, как уютно им лежать на гильзах. Заставь кто-нибудь их сейчас повторить те кошачьи прыжки, в безопасности, — ни за какие пироги!