Спецназ обиды не прощает

Память выстреливала серию картинок на тему «Площадь Ленина в разные годы». Вот Новый Год — ни грамма снега, сухой асфальт, под кипарисами зеленеет травка. Гирлянды и расписные будки перед клубом завода СК, у будок толпятся родители, получая подарки своих детей, которые сейчас водят хороводы в клубном зале. Внутри одной из будок Панин пьет портвейн с Дедом Морозом, и Арон Блюм оттягивает ватную бороду на грудь, как манишку. В будке тепло, пахнет мандаринами, и через окошко хорошо видно, как объект его заинтересованности,укрывающийся под личиной иностранного специалиста по монтажу очень автоматизированных линий, стоит, как простой инженер, в очереди за подарками вместе с влюбленной в него мамашей. Объект был очень дорог Панину. Пытаясь перехватить радиосигнал опознавания «свой-чужой» с военных самолетов, объект подарил военным контрразведчикам целый месяц радостно озлобленного возбуждения — солдатская жизнь обретает осмысленность только с появлением противника.

А вот то же место через пару месяцев. Площадь наполовину залита черной массой толпы. Конец февраля, пронзительный ветер относит крики с трибуны, толпа отвечает свистом и нескладным скандированием «Ка-ра-бах! Ка-ра-бах!».

На следующее утро на площади стоят армейские «уазики» и черные «волги» — начальство совещается в горкоме. К началу нового митинга машины разъехались, и только одна «волга» замешкалась. Вон она, перевернутая, лежит поперек трамвайных путей.

И еще один вид. БТРы по периметру площади. Все, что смогли по тревоге добраться до Сумгаита из ближайшей в/ч. 25 километров по ровной асфальтированной дороге рота преодолела всего за несколько часов, потеряв по пути 50 % техники. И это без огня противника.

БТРы стояли на площади, а толпа уже неслась лавиной по городу, снося будки сапожников, выбивая витрины, останавливая любой транспорт. У Фикрета тогда была другая машина, «виллис», и он вез Панина. Толпа запрудила улицу, и он попытался объехать ее через двор. На выезде между домами стояли погромщики с железными прутьями. Они облепили машину и принялись ее раскачивать. Их разгоряченные красные лица прижимались к стеклу машины. Фикрет вдруг откинул лобовое стекло, потом выхватил из-под сиденья обрез и выстрелил вперед. Погромщики с воплями разлетелись в стороны, и машина вырвалась на улицу.

«Откуда у тебя обрез?» — Панин не удержался от идиотского вопроса.

«Нашел». Больше вопросов не было. Они благополучно доехали до микрорайонов и смогли вывезти еще одну армянскую семью.

— Куда мы едем? — спросил Вадим, оглядываясь. Город, оказывается, давно кончился, и «нива» катилась между двумя трубопроводами.

— Хорошее место, — сказал Фикрет. — Самое подходящее.

Не было в городе более подходящего места, чем заводское бомбоубежище. Звеня ключами, Фикрет шел по длинному бункеру, включая свет и открывая боковые комнатки.

— Пока здесь можно жить, — сказал он, обводя рукой ряды двухъярусных коек, стеллажи с противогазами и стены с плакатами на тему атомной войны.

— Да здесь можно жить и жить, — сказал Ковальский, принюхиваясь, — было бы еще пиво, а то слишком вкусно пахнет.

В бункере стоял густой запах вяленой рыбы. Фикрет толкнул еще одну дверь, и Ковальский схватился за сердце. В боковом коридоре тянулись, пропадая в темноте, связки воблы, леща, бычков и еще каких-то обитателей Красной Книги.

— Первым делом надо выспаться, — сказал Вадим. — Разбирайте матрасы.

— Какой матрасы, слушай, — пробормотал Махсум, пошатываясь и зевая.

Он рухнул на голую кровать и тут же захрапел. Таблетки все-таки еще действовали.

Пока Сергеич обустраивал быт, Вадим поднялся вслед за Фикретом к выходу.

— Это твои друзья?

— Не все. Сергеич мой друг. Махсум, который заснул, это чеченец. С ним сложнее. В общем, он заложник. Мы должны были поменять его на своего заложника, но попали в засаду. Чудом ушли.

— А толстый?

— Это наш пленный. Его ребята делали засаду. Будем его кошмарить, — сказал Вадим.

— А потом?

— Потом видно будет.

— Он меня видел, он машину видел, он все видел, — сказал Фикрет.

— Придумаем что-нибудь, — сказал Панин. — От него зависит. Ладно, разберемся. Как дела, брат?

— Спасибо. Как ты, где сейчас? — Фикрет впервые улыбнулся и взял Вадима за плечо. — Хорошо, что приехал. Говорили, у тебя неприятности.

— Какие неприятности?

— Э, не бери в голову. Говорили, убили тебя в Таджикистане.

— Нет, — сказал Вадим. — Убили, но не меня. И в Таджикистане тоже был не я. Но ребята рассказывали, там было очень даже приятно. Даже, можно сказать, победили там наши.

— Что там ваши делали, можешь сказать?

— То же самое, что здесь.

— Это как? — удивился Фикрет. — Здесь мы армян спасали от наших. Потом ты на вертолете наших вывозил из Лачина, спасал от армян. В Таджикистане ваши кого спасали? Русских?

— Нет. Таджиков спасали от таджиков.

— Все с ума сошли, — Фикрет покачал головой. — Где живешь? В Москве?

— В Питере.

— Зачем? В Москве лучше. Я в Москву часто летаю. Там хорошо. Красиво город сделали. Почти как Баку. Пусть твои спят, поехали ко мне. Минара будет рада.