Спецназовец. Шальная пуля

За плеском воды и издаваемыми Томилиным звуками негромкий хлопок выстрела был практически не слышен. Стреляная гильза с коротким шипением упала в воду и, булькнув, ушла на дно. Полковник Томилин разжал пальцы, выпустив ствол винтовки, и опрокинулся на спину, глядя в низкое темное небо мгновенно остекленевшими глазами. Течение мягко подхватило тело, плавно закружило, ударило о край полыньи и утащило под лед. По мосту, озарив прибрежные кусты ныряющим, призрачным светом фар, пронеслась еще одна машина. Когда шорох шин по асфальту и низкий гул двигателя стихли в отдалении, на краю полыньи уже никого не было. Лишь в черной воде, покачиваясь и сталкиваясь друг с другом, плавали серые льдины, да темнела, отчетливо выделяясь на фоне белого снега, уходящая к берегу цепочка следов.

* * *

Таковы были события, финальным аккордом которых стала нелепая смерть от шальной пули без пяти минут заместителя министра Игоря Геннадьевича Асташова. По крайней мере, генерал-майору ФСБ Андрею Васильевичу Бочкареву очень хотелось, чтобы этот аккорд был финальным. У человека, который, приваленный ветками и присыпанный толстым слоем наметенного недавней вьюгой снега, лежал посреди чистого поля в полутора километрах от места трагедии, на этот счет имелось собственное мнение, но генерала Бочкарева оно вряд ли интересовало.

Немного поостыв и посоветовавшись с Магомедом Расуловым, Юрий Якушев решил оставить все, как есть. Роль самозваного вершителя справедливости его нисколько не прельщала: серийный убийца, что бы он о себе ни воображал, остается серийным убийцей, и век его, как правило, недолог. Кроме того, рано или поздно такой мститель-одиночка либо начинает ошибаться, шлепая направо и налево ни в чем не повинных людей, либо просто слетает с катушек и начинает видеть заслуживающую смертной казни вину там, где ее нет и в помине. Еще какое-то время он барахтается в озере собственноручно пролитой крови; убийство из средства восстановления справедливости постепенно превращается в самоцель, а мститель – в бешеного пса, которого рано или поздно пристреливают – вот именно, как бешеного пса, без тени сочувствия и сожаления. Такая судьба Юрию совсем не улыбалась; кроме того, он не хотел никого убивать, основываясь только на предсмертном бормотании Томилина.

Он без особенного труда установил, что названные полковником люди существуют в действительности, а не являются плодом его воображения. Но дальше этого дело не пошло: причастность упомянутых лиц к террористическому акту в Домодедово как была, как и осталась писаной вилами по воде, и Юрий не видел ни малейшей возможности сделать их вину более конкретной и убедительной – если не для следствия, которое благополучно завершилось ничем, то хотя бы для себя.

Все изменилось, когда после очередной тренировки в фехтовальном зале в тренерской раздевалке обнаружился импозантный гражданин лет пятидесяти с хвостиком, представившийся генералом ФСБ Бочкаревым. Не тратя времени на дипломатические реверансы, он прямо перешел к делу, для начала с отменной вежливостью осведомившись, в какой из специальных тюрем Юрий предпочел бы отбывать свой ПЛС – пожизненный срок лишения свободы. Далее, не дав Якушеву открыть рта, его превосходительство сжато, но исчерпывающе описал участие собеседника в делах, казалось бы, давно забытых прогрессивным человечеством; затем он пренебрежительно отозвался о нынешних занятиях Юрия и указал на то обстоятельство, что люди с его квалификацией бесхозными, как правило, не остаются. «Государство вложило в вас огромные средства, господин Якушев, – заявил он, – и с этой точки зрения вы – не личность и не социальная единица, а собственность министерства обороны. Если вами пользуется государство – все нормально, если кто-то другой – налицо кража, ничем не отличающаяся от кражи с армейского склада танка или ПЗРК. Вы не человек, а оружие, и то, чего вы успели наворотить, действуя на свое усмотрение, прямо свидетельствует о моей правоте. Поэтому предлагаю выбор: либо вы возвращаетесь в строй, и тогда спроса с вас столько же, сколько с автомата, из которого случайно застрелился какой-нибудь болван, либо мы признаем вас негодным к дальнейшему употреблению и с чистой совестью, хотя и не без сожаления, спишем в расход. Выбирайте! На раздумье даю… – Он демонстративно посмотрел на часы. – Даю три минуты. Время пошло, старшина».

Собственно, думать было не о чем, поскольку из двух предложенных генералом вариантов лишь один давал возможность еще какое-то время пожить, а значит, хотя бы теоретическую возможность найти выход более приемлемый, чем стать нерассуждающим орудием в руках шефа покойного Томилина. Каков поп, таков и приход; Юрий не без оснований полагал, что в данном случае эта поговорка верна как никогда, и не горел желанием верой и правдой служить этому упырю в генеральских погонах. Но расклад был не в его пользу, и Якушев согласился.