Спецназовец. Шальная пуля

Положа руку на сердце, он до сих пор не знал, стоила ли шкура Магомеда Расулова той цены, которую за нее заплатили. А цена была немалая: два русских десантника, два гаишника, тоже русских, с пяток бандюков той же национальности и энное количество дагестанцев – сколько именно, Юрий не знал даже приблизительно, поскольку там, в горах, было не до подсчетов. От двух десятков до сотни – где-то так. Не многовато ли за одного усача? Плюс к тому один генерал ФСБ и десятка полтора его охранников. Напоминает список жертв небольшой войны, не правда ли? И все это – из-за одного кавказца, который, как все они, постоянно себе на уме.

– Не рад? – с невеселой улыбкой не то спросил, не то констатировал Расулов, переступая порог. – Знаю, о чем ты думаешь. Видел бы ты свое лицо, когда я тебя братом назвал. Э! С таким лицом в атаку ходят, слушай! Но, хочешь или не хочешь, ты – мой брат, и с этим уже ничего не поделаешь. Знаешь, как у нас говорят: если ты участвуешь в их делах, они – твои братья.

Против собственной воли Юрий отдал должное его дипломатичности. Горцы – народ гордый, обидчивый. Всегда такими были, а в последнее время их обидчивость многократно обострилась – не дай бог напомнить кому-нибудь, что еще вчера он с шутками и прибаутками резал русским солдатам глотки перед объективом видеокамеры и торговал рабами! Обидится насмерть, обратится за помощью в Гаагский трибунал, и тот, скорее всего, вместо того чтобы шлепнуть подонка на месте, примет его сторону – а как же, права человека!..

Но Расулов не стал обижаться – может, потому, что был умен и умел не обращать внимания на блошиные укусы, а может быть, и потому, что знал: Якушев – не Гаагский трибунал и не комиссия по правам человека, и фокусы, безотказно действующие на европейцев, с ним не пройдут. Этот не станет расшаркиваться, а просто даст в морду, и хвала аллаху, если при этом его кулак не выскочит наружу через твой затылок!

– Заходи, Магомед, – повторил Юрий, делая приглашающий жест в сторону гостиной. – Ты ведь еще ни разу у меня в гостях не был, – добавил он, преодолев некоторое внутреннее сопротивление. – У меня тут скромно, не обессудь.

– О чем говоришь, брат! – заметно приободрившись, воскликнул Расулов. – У настоящего джигита, где бурка, там и дом!

Юрий почел за благо промолчать, хотя и подозревал, что Магомед Расулов не часто засыпает, укутавшись в расстеленную на голых камнях бурку.

– Возьми, дорогой, – сказал Расулов, отдавая Юрию увесистый пакет, и, обойдя его, вошел в прихожую. – Да, брат, живешь ты небогато!

– По чину, – буркнул Якушев.

Заглянув в пакет, он с легким удивлением обнаружил нахально выпирающие из-под виноградных гроздей и прочей плодоовощной и мясомолочной продукции горлышки четырех бутылок.

– Не понял, – сказал он строго, выудив из пакета одну бутылку и разглядывая осененную пятью звездочками этикетку. – Я что-то пропустил? Может быть, пока я не включал телевизор, пророк сказал что-то новое?

– Ты действительно не понял, – кротко признал Расулов. – Ты ведь не правоверный, правильно? Ну, так это просто подарок тебе.

– То есть самому пить нельзя, а других поить можно? – спросил Юрий. Ему вдруг стало весело: общаться с уважаемым Магомедом было не в пример интереснее, чем от нечего делать возиться с саморазлетающейся дверной защелкой.

– Ты бы предпочел килограмм героина? – без промедления вернул долг Расулов. – Скажи, я позвоню, и через четверть часа товар будет здесь, у тебя. Хочешь?

– Иди ты в ж…, уважаемый, – вежливо отказался Якушев.

Расулов все-таки решил оскорбиться.

– У нас на Кавказе со старшими так не разговаривают, – сообщил он после непродолжительной паузы. – Тем более, если старший пришел в гости.

Юрий засунул бутылку обратно в пакет.

– Давай договоримся сразу, – предложил он, протягивая пакет Расулову. – Здесь тебе не Кавказ и даже не Черкизовский рынок. Здесь, как ты верно подметил, мой дом. А я, как ты только что сказал, не правоверный, и жить по вашим правилам не собираюсь. Я тебя в гости не звал и никакого восторга по поводу твоего визита не испытываю. Поэтому не надо сверкать на меня глазами и трясти передо мной законами шариата. Не нравится – вон бог, а вон порог. Или позови своих абреков, и давай устроим танцы.

Вместо того чтобы отобрать у Юрия пакет, швырнуть ему под ноги и гордо удалиться, хлопнув дверью, Расулов засмеялся. В незапамятные времена он служил в ВДВ, воевал в Афганистане и отзывался на кличку Душман. Поэтому, а еще потому, что уважаемый Магомед явился сюда явно неспроста, Юрий не слишком сильно рисковал, когда лез на рожон.

– Какой нервный, – сказал Расулов. – Муха, которая тебя сегодня покусала, должно быть, была ростом с лошадь. Откуда ты знаешь, сколько абреков явится на мой зов? Всех не перетанцуешь!

– Ну и что? – пожал плечами Якушев и, не утерпев, все-таки улыбнулся. – Зато душу напоследок отведу. Терять-то нечего!

– Вижу, что нечего, – откровенно озираясь по сторонам, согласился Расулов. – Надо поговорить, дорогой.

– Надо, так надо, – вздохнул Якушев. – Милости прошу.