Спецназовец. Взгляд снайпера

– Дежурного врача? Не надо, пусть спит. Что он сделает – встанет на стражу со шприцем на изготовку? Я вас умоляю, предоставьте это дело профессионалам! Этих негодяев надо брать с поличным, чтобы они уже не смогли повторить попытку покушения. Если будете слушать внимательно и делать все, как я скажу, никто не пострадает, даю вам слово офицера…

Якушев тараторил без умолку, не особенно задумываясь над тем, что говорит. Тон у него был убедительный, взгляд проникновенный, а выражение лица – озабоченное и вместе с тем крайне располагающее. Преподанная инструкторами-психологами учебного центра наука была сродни ставшему модным в последнее время пикапу – искусству обольщения и подчинения своей воле лиц противоположного пола. В этом деле Юрий при желании мог бы дать фору самому опытному пикаперу, но такого желания у него никогда не возникало: он считал, что интимная близость должна являться венцом если не любви, то хотя бы взаимной симпатии, но никак не возведенной в ранг искусства похоти и желания самоутвердиться за чужой счет. Коллекционировать разбитые девичьи сердца – не лучший способ доказать, что ты чего-то стоишь. Любого, кто станет с этим спорить, Юрий Якушев охотно взялся бы переубедить, и даже без рукоприкладства – достаточно было бы просто обрядить умника в камуфляж, сунуть в руки «калаш» калибра 5,45 и отправить в краткосрочную командировку на Кавказ опробовать свое обаяние на бородатых горцах.

Когда он закончил говорить, вид у медсестры был совершенно обалделый. Она не отрываясь, как загипнотизированная, смотрела ему в глаза и явно чувствовала себя подругой агента 007, готовой пойти за ним куда угодно – хоть в бой, хоть в постель. Ни того, ни другого от нее не требовалось, о чем ее незамедлительно и уведомили.

– Сделаем так, – уверенным приказным тоном объявил Юрий. – Пациент в порядке? Отлично. Сейчас проверьте остальных, сделайте все необходимые процедуры, а потом найдите какое-нибудь укромное местечко – такое, чтобы вы видели свой пост и могли в случае необходимости вернуться к исполнению своих обязанностей, но чтобы вас при этом не было видно из коридора… Найдется такое?

– В третьей палате, – голосом человека, разговаривающего во сне, ответила медсестра. – Но я не имею права покидать пост, если только к пациенту…

– Если они придут, – сказал Юрий, выделив интонацией слово «они», – а вы в это время будете торчать посреди коридора на своем посту, им придется от вас избавиться. И остается только гадать, какой способ они выберут. Могут напугать, могут ударить, а могут, знаете ли, и убить… Вам все понятно? Тогда делайте, как я сказал, и все будет просто превосходно.

Медсестра кивнула и удалилась нетвердой походкой зомби, напоследок оглянувшись с порога, будто желая проверить, не было ли все это сном или галлюцинацией. Глядя ей вслед, Юрий вспомнил Марину Сидневу и подумал, что ему уже давненько не приходилось так много врать женщинам.

* * *

Сова припарковал машину, погасил фары и заглушил двигатель. Мерцающие зеленоватым светом цифры на дисплее вмонтированных в приборную панель электронных часов погасли, но перед тем, как это произошло, Сова успел заметить, что часы показывают двадцать семь минут второго.

– Приехали, командир, – объявил он. – С тебя полторы косых по ночному тарифу.

Хмурый никак не отреагировал на шутку. Сосредоточенно сопя, он достал из-за пазухи пистолет, порылся в карманах, нашел глушитель и одним четким, заученным круговым движением надел его на ствол. В проникающем снаружи свете уличного фонаря обращенная к Сове левая половина его физиономии выглядела еще страшнее, чем днем. Распухшая, заплывшая чудовищным кровоподтеком, да еще окрашенная ртутной лампой в мертвенный синевато-серый цвет, она наводила на мысль об утопленнике, пролежавшем под корягой недели две, а то и все три и вытолкнутом на поверхность скопившимися внутри газообразными продуктами разложения.

Травму свою Хмурый получил на боевом посту, добросовестно и честно пытаясь вытолкать из кабинета шефа ворвавшегося туда отморозка. Сове в тот раз тоже перепало на орехи, но лицо он, по крайней мере, сберег, и девки от него не шарахались, как от Хмурого, которому теперь приходилось удовлетворяться исключительно продажной любовью.

– Пошли, что ли? – предложил Сова, тоже устанавливая глушитель на ствол своей «беретты». – Заодно и рожу твою подлечим, а то глядеть на нее страшно.

– Свою побереги, – оправдывая свое прозвище, хмуро буркнул напарник. – Достал уже своими приколами. Тоже мне, Евгений Петросян! В «Аншлаг» иди, там за тупые хохмы нормальные бабки платят.

Он полез из машины, и Сова, пожав плечами, последовал за ним.

– Грубый ты человек, Хмурый, – сказал он, запирая центральный замок, – злой, невоспитанный. О тебе заботу проявляют, а ты – рожу побереги… Неужто рука поднимется?

– И нога тоже, – буркнул Хмурый. При желании это можно было расценивать как шутку.