Спецназовец. Взгляд снайпера

Отходя вместе с Басалыгиным на обочину, он с некоторым удивлением заметил, что полковник вооружен. Кобура некрасиво оттопыривала сзади правую полу серого форменного кителя, и Юрию стало интересно, что Мамонт станет делать, если приспеет нужда быстро вынуть оттуда пистолет. В данном случае куда более уместной была бы укороченная куртка, но, покидая кабинет, Басалыгин почему-то – по привычке, наверное, – напялил поверх кобуры долгополый китель. Юрий воспринял это как знак того, что мысли полковника сегодня заняты чем-то более важным, чем выбор одежды; впрочем, понять, что дела у Мамонта плохи, можно было и без этого. Гораздо более важным Якушеву представлялся другой вопрос: а зачем, собственно, полковнику, уже давно не принимавшему личного участия в задержании преступников, понадобился ствол?

– Зачем звал? – спросил он, видя, что Павел Макарович медлит начинать разговор.

– Обстоятельства изменились, – проворчал полковник, расстегивая китель. – Черт, ну и жарища! Не май, а прямо июль какой-то! Сейчас бы на речку, полежать на песочке или хотя бы на травке, позагорать, искупнуться…

Обстоятельства у него изменились, подумал Юрий. Ну-ну. Оно и видно. Жарко ему… Китель расстегнул, а фуражку не снял. А почему? А потому, что застегнутый китель мешает дотянуться до кобуры, а фуражка не мешает. Черт меня дернул, в самом деле, заступиться за этого Сиднева! Сейчас бы жил и горя не знал. Вот именно, лежал бы где-нибудь на песочке, грел косточки и слушал, как вода у берега плещется. А тут, того и гляди, положат не на песочек, а в него и даже камешка сверху не поставят, чтоб место пометить…

Будто затем, чтобы опровергнуть подозрения в свой адрес, Басалыгин снял с потной головы фуражку, присел на скамеечку и, вынув из кармана мятый носовой платок, принялся вытирать сначала лоб, потом шею, а потом и внутреннюю поверхность околыша. Они находились в дорожном кармане на десятом километре загородного шоссе. В отдалении, подернутый сизым знойным маревом, парил над дорогой опирающийся на бетонные сваи путепровод крупной транспортной развязки, а за спиной млел на жарком послеполуденном солнце чахлый пригородный лесок – вернее, сосновая лесопосадка. Когда ветер переставал гнать со стороны шоссе вонь выхлопных газов и плавящегося гудрона, из посадки горячими волнами накатывали запахи хвои и канифоли, вызывавшие смутные воспоминания о пионерском лагере, куда Юрку Якушева отправляли каждое божье лето с третьего по девятый класс.

– Что за обстоятельства? – спросил он, отметив про себя, что сегодня из Мамонта приходится чуть ли не клещами тянуть каждое слово.

– Хреновые обстоятельства! – выпалил полковник.

Само по себе это заявление Юрия не удивило, странным был только тон, показавшийся ему излишне эмоциональным.

– На самом деле, – будто подслушав его мысли, уже гораздо спокойнее произнес Басалыгин, – дела начались такие, что впору застрелиться. От срама, как это в девятнадцатом веке делали. Ты заметил, что в наше время слово «честь» все больше превращается в пустой звук? Нынче ничто не позорно. Взятки брать – почему бы и нет, все ведь берут, а мы чем хуже? Красть не позорно, попрошайничать не позорно, в плен сдаваться – а что такого, на то и война! Алкоголиком, наркоманом быть не позорно – это, видите ли, болезнь, ее, как и сифилис, не стесняться, а лечить надо. Мужику с мужиком спать не позорно – наоборот, даже модно. Дело, которое тебе доверили, завалить тоже не позорно – ну, не справился, с кем не бывает? Возьми и сам сделай, если такой умный, а то критиковать все горазды…

– Ясно, – прервал его излияния Якушев. – А то я все голову ломаю: и зачем это моему полковнику пистолет? А теперь все понятно: чтобы застрелиться. А я, значит, вроде душеприказчика? Или исповедника?

– Иронизируй, иронизируй, – проворчал Басалыгин. – Только не забывай почаще проверять багажник на предмет появления в нем посторонних предметов округлой формы. Это теперь актуально, как никогда.

– Давай поконкретнее, если можно, – попросил Юрий, присаживаясь рядом с ним на скамейку.

Скамейка была горячая и ощутимо пригревала сквозь ткань джинсов. Якушев достал сигареты, протянул пачку полковнику и, получив в ответ отрицательное покачивание головы, закурил сам.

– Я получил косвенные доказательства того, что Зулус сидит у меня под боком, в моем отделе, – сказал Басалыгин. – Скорее всего, это не один человек, а, так сказать, коллективный автор – Молоканов плюс Арсеньев. Возможно, им помогал и этот мальчишка, Щеглов, но теперь его можно смело сбросить со счетов.

– Умер? – догадался Юрий.

– Мягко говоря. Если не вдаваться в мелкие детали, выглядит все так, будто он убил следователя прокуратуры, который вел это дело, отрезал ему голову, чтобы сошло за очередное преступление Зулуса, а потом застрелился в пьяном виде. Но застрелился он не сам, и исполнитель при этом так наследил, что это не берутся оспаривать даже мои красавцы, которые, как я подозреваю, все это устроили. Правда, пока непонятно как: у обоих алиби.

– А ты это алиби проверял? – спросил Якушев.