Спецоперация «Зверобой»

– Готов, как пионер, – откликнулся снайпер. – Только попрошу небольшую паузу. Сначала надо пристрелять винтовку. Она у меня новая. Подарили перед самым отъездом, не успел привести к нужному бою.

– И нам будет интересно посмотреть на работу мастера. Помощь нужна?

– Хорошо, если бы кто-то сбегал и прикрепил мишень на том конце стрельбища.

– Давайте я помогу Николаю. Все-таки мы с ним родственные души, считай, оба снайперы. Только он маленьких зверей валит, а я больших, железных, бронированных, – вызвался старшина.

Побежал, повесил, возвратился назад. Снайпер сделал три выстрела. Сараскин смотался за мишенью, вернулся нерадостный. Смотрел пробоины на просвет, на солнце, потом вздохнул и сказал:

– Кучно, но что толку. Все в молоко ушли. В мо-ло-ко!

Григорьев на уколы Сараскина не ответил, только молча разглядел пробоины, подкрутил что-то на прицеле, скомандовал старшине:

– Егор, готов?

Снайпер выстрелил еще трижды. Сараскин поплелся, вернулся вовсе расстроенный. Махнул с досады рукой.

– Оно, конечно, лучше прежнего, но…

Старшина отвернулся от Григорьева и похвалился.

– Вот у нас в бригаде был снайпер, так снайпер!

– Эй, Сараскин, кончай трындеть. Ты вызвался помогать, так помогай. Бью последнюю серию.

– Бей, – пробурчал старшина. – Я больше не побегу. Позорище это смотреть. Одно расстройство.

Снайпер произвел еще три выстрела. Поднимаясь, он отряхнулся и спокойно заметил.

– Больше бежать не надо. А то, смотри, взопрел весь. Спасибо за помощь, старшина.

Но Сараскин словно не услышал слов Григорьева. Он продолжал держать прерванную выстрелами речь.

– Вот я и говорю, был у нас в бригаде снайпер. Золотой глаз! Я ему фляжку водки проиграл. Меня будто черт дернул поспорить со снайпером, мол, если попадешь в донышко бутылки, фляга с меня, а нет – гони родимую. И так я был уверен в своей победе, аж в горле запершило от дармовой огнянницы. Думаю, одно дело фашистская ряшка, по ней не промахнешься, а тут ведь махонькое донышко, да на таком расстоянии… Вокруг толпа зубоскалов, как обычно собралась. Все ждут моей победы. Ну, сбегал я, положил бутылочку, травкой замаскировал. Что вы думаете, как на грех, не промахнулся. Ба-бах! И разнес бутылочку вдребезги.

Сараскин остановился, перевел дух и, видя, что его с вниманием слушают, решил подначить Григорьева.

– Коля, а ты не хочешь заложиться на фляжку водки?

– Не хочу.

– Я так и думал. Продуть боишься.

– Так бутылки все равно нет.

Старшина хмыкнул, медленно и важно прошествовал к своему вещмешку, открыл его, залез рукой внутрь.

– Внимание! Туш! Вот она, бутылочка! Вчера по дороге я выпил «Ситро», а ее, родимую, приберег. Как говорится, в хозяйстве пригодится. Вот и пригодилась. Что скажешь, Колян? Слабо?

– Ну-у, не знаю, – прогудел меланхолично Григорьев. – У меня и водки-то нет, всего полфляжки.

– Ничего, товарищ лейтенант, – поддержала снайпера радист Анна Пивоварова, – я вам свои полфляжки отолью. Все равно не пью.

– Не пьешь? – удивился Иван Грибной. – Это ты зря призналась. А куда деваешь?

– На сахар меняю, на… – Анна замялась.

– На женские фенечки, – догадался Гречин.

– Да ну вас, – зарделась радистка.

– Чего молчишь, снайпер? Воды в рот набрал? – задирался Сараскин.

Григорьев хитро улыбнулся.

– Жалко мне тебя, Егор. Совсем без водки останешься. Ну, беги, ставь свою бутылку.

Сараскин убежал, прижимая к груди пустую бутылку, словно дорогую награду. Он очень надеялся отыграться. В конце концов, сколько ж эти снайперы нагревать его будут.

Старшина возвратился. Григорьев занял свою позицию, изготовился. Все затаили дыхание, вглядываясь в то место, где была установлена бутылка. Прозвучал выстрел. Хотя и вправду было далеко, и донышка не видать невооруженным взглядом, но когда до разведчиков долетело эхо, все поняли: Сараскин проиграл.

– Не может быть! – вскричал старшина. – Я ее так замаскировал!

Он сорвался с места и бросился к противоположной границе стрельбища. Обратно шел едва волоча ноги. В руках держал горлышко бутылки.

– Никак в толк не возьму. Дно разбилось, а горлышко целым-цело… – растерянно повторял старшина. И вдруг его осенила страшная догадка.

– Колян! Это что пуля сквозь горлышко прошла?

Григорьев только скромно пожал плечами. Сараскин протянул руку.

– Дай-ка винтовку посмотреть. Она у тебя что, волшебная?

– Э, нет. Жену и винтовку никому не доверяю. Особенно тебе, молочнику.

– Какой же я молочник?

– Это ж ты туда-сюда бегал и кричал: «Молоко! Молоко!»

– Ладно, не жмись. Я ее не съем.

Григорьев неохотно протянул снайперку. Сараскин бережно взял ее, поднес поближе к лицу, прочитал надпись на табличке, прикрепленной к прикладу.

– Лучшему снайперу Северо-Западного фронта лейтенанту Григорьеву Н.Т.

Сараскин присвистнул.

– Ни хрена себе, лучший снайпер фронта. Упорхнула моя фляжечка, упорхнула родимая, только я ее и видел.

Все захохотали.

До полудня шли стрельбы. Результатами огневой подготовки Баталин остался доволен. Все офицеры, а также старшина Сараскин и сержант Пивоварова стрелять умели вполне прилично. Хотя работать было над чем.

После обеда полчаса отдыха. Рядом с Баталиным присел Коскинен.