Спецоперация «Зверобой»

Несколько месяцев назад ему доверяли выполнение задачи государственной важности, а сегодня он изменник Родины, предатель, враг государства. Как-то не монтировались эти два понятия в его сознании. Но если он здесь, и озверевший от безнаказанности энкавэдэшник молотит его сапогами в живот, значит в чьей-то черепушке они вполне сочетаются. Сергей знал, он будет стоять до последнего, но предательства, которого не было, на себя не возьмет.

Под утро Баталин забылся тяжелым тревожным сном. После подъема и моментально проглоченной пайки черного хлеба он ждал вызова на допрос. Готовился, собирался с духом, как перед решительным боем. Но вызова не последовало. Впервые за полтора месяца пребывания в лагере. Так прошел один день, второй, третий… Куропятник словно сквозь землю провалился.

Сергей понимал: что-то случилось. Следователям в соответствии с уголовно-процессуальным кодексом отводилось два месяца, чтобы совершить все действия. Если «следак» не укладывался в срок, прокурор продлевал время следствия. Но это руководством не приветствовалось. Потому Куропятник и его коллеги торопились. Работали не покладая рук. А тут враг народа, без пяти минут «зэка», жрет пайку дармового народного хлеба, занимает нары, и его не таскают на допрос, не молотят сапогами. Явный не порядок. Но этот непорядок на удивление сохранялся целую неделю.

…Приближался новый, 1944 год. 30 декабря Баталину приказали явиться в канцелярию лагеря. Явился. Ему вручили пакет.

– Что это? – спросил он.

– Путевка в жизнь, – пошутил розовощекий лейтенант. Ткнул пальцем, где Сергею надо было поставить подпись. Баталин прочитал первые строки. Это был документ об освобождении. Строки поплыли, в горле предательски запершило, Баталин почувствовал, что слезы сами сейчас брызнут из глаз.

– Это тебе не в тыл за «языком» ходить, разведчик. Покрепче будет? – усмехнулся особист.

Сергей глубоко вздохнул, пытаясь подавить волнение, и, резко наклонившись над столом, оказался лицом к лицу с лейтенантом. Розовощекий испуганно отпрянул.

– Жалко, крыса, я тебя на той стороне не встретил.

Баталин вышел из канцелярии, пересек пустынный лагерный двор и открыл калитку в заборе.

Ярко светило солнце. Искрился снег. Легкий морозец пощипывал потрескавшиеся губы. Над головой – бескрайнее голубое небо.

Справа на дороге у обочины была припаркована какая-то машина. Рядом с ней стоял улыбающийся… полковник Селезнев.

– Здорово, Серега! – крикнул он. – Такси подано.

И пошел навстречу Баталину широко раскинув руки. Они обнялись. Полковник оторвал от себя Сергея и, глядя в его уставшие глаза, на исхудавшее, серое лицо, вздохнул:

– Видать, супчик был жидковат…

Баталин ничего не ответил.

Глава 7

– Давай, командир, за новый, сорок четвертый год! Чтобы он был лучше сорок третьего.

Полковник Селезнев и военинженер Баталин сидели за шикарно накрытым столом. Во всяком случае, после пайки черного хлеба и черпака баланды в подольском лагере, тушенка, белые сухари, кусочки колотого сахара, банка рыбных консервов казались Сергею гастрономическим раем.

Они подняли граненые рюмки с водкой, чокнулись. Баталин сделал обжигающий горло глоток. Давно он не пил «огненной воды». Даже вкус забыл. Партизаны иногда потчевали разведчиков местным самогоном, вонючей сивухой, но Сергей с трудом глотал эту мутную жидкость. Скорее для того, чтобы не обидеть хозяев. А вот когда в последний раз принимал внутрь водочку, и не припомнит.

– Ты давай восстанавливай вес, – усмехнулся Селезнев, пододвигая поближе к Сергею банку с тушенкой.

Павел Николаевич посмотрел на часы, сделал радио погромче. Плеснул в рюмки водки. Истекали последние минуты сорок третьего. Ну и год выдался: длинный, тяжелый, наполненный событиями, которые даже в страшном сне не могли присниться Баталину. Ему и сейчас кажется, что это не явь, а сон, и случился он вовсе не с ним. Взорвавшиеся, как арбуз, голова Гитлера. Он видел это собственными глазами. Ставь его к стенке, Сергей готов в сотый раз повторить: Гитлер – капут! И капут от пули снайпера его группы.

«Вот тебя едва и не поставили к стенке», – словно шепнул кто-то в ухо.

– Сережа! – прошептал полковник. – С Новым годом!

– Да-да… – очнулся Баталин. – С Новым счастьем, как любили говорить до войны. Помните?

Селезнев согласно кивнул головой.

– Павел Николаевич, неужели нам не поверили? – Баталин отодвинул от себя рюмку.

– Поверили не поверили. Я никогда в вас не сомневался. Как все это объяснить? Возможно, в той машине был не Гитлер, а его двойник. Но тогда я ничего не мог объяснить Берии, когда он с перекошенным от злобы лицом швырнул мне немецкую газету. А на ней фюрер, живой и здоровый.

– Вы докладывали Берии?

– На доклад это мало походило. Он требовал объяснений. А я только воздух ртом хватал, как рыба на берегу. Скажу тебе, Сережа, откровенно, думал, что из его мрачного кабинета уже не выйду. Потом бериевские генералы звонили, считай, через день, орали, угрожали, требовали подать на расправу спецгруппу военинженера Баталина. А я что мог? Сам знаешь, группа находилась во вражеском кольце, связь с ней была протеряна.