Соратники обсуждали совместный план по правильному вложению денежной массы. Один из соратников предложил всем купить, входящие в моду пальто из кашемира, но был подвергнут обструкции, поскольку на его фигуре, высокой и стройной, оно сидело как литое, но он не подумал о простых рядовых оперработниках. Глубокий декольтированный вырез и длинные полы предложенного друзьям на примерку кашемира создавал образ чекиста, с любовью описанный мастером журналистского пера Е. Альбац в перестроечной газете "Московские новости", образ выпущенного под залог из психушки маньяка с комплексом Наполеона. Для полноты картины не хватало только пыжикового треуха, прикрывающего пытливый взгляд разбросанных по лицу глаз.
Предложение второго соратника всем купить кожанные куртки тоже не прошло – решили не путать чекистский дар с рэкетирской яичницей. И тут был найден неожиданный ход – купить два ящика "Херши", торт и пирожные и провести вечер за чашкой чая в кругу друзей. А на остальные деньги всем купить по ваучеру и куда-нибудь вложить. На том и порешили, разлив остатки напитка по стаканам.
" День задался", – икнув, подумал Шерехов и тут же опять загрустил, вспомнив, что ему сегодня уезжать в командировку. Озадачив Анатолия Евгеньевича по поводу машины в аэропорт, Миша вышел из кабинета, чтобы еще раз перед отъездом просмотреть шифротелеграммы.
Просмотрев бумаги и выписав в записную книжку данные, которые ему могут пригодиться, Шерехов подумал о том, что пришло время сказать соратникам последнее "Прости" и выехать во Внуково. Он вышел из кабинета, прошел в конец коридора в комнату, где сидели его сотрудники и, собрав остатки серьезности, произнес пламенную речь, суть которой сводилась к простой формуле: "Скоро не ждите". Мысленно вычеркнув один из пунктов своей программы, Миша пошел дальше и зашел в машбюро, чтобы предупредить "сестринский коллектив" о том, что несколько дней "сестры" могут отдохнуть от его постоянных просьб, перепечатать в очередной раз правленый документ.
Шерехову нравилась спокойная деловая атмосфера машбюро, где в зарослях лимона, домашней березы и растений, экзотические названия которых для Миши было запомнить совершенно невозможно, стоял большой квадратный стол, за которым с раннего утра собирались все сотрудницы бюро. За партией покера они вели продолжительные беседы о пользе инфляции для госбюджета, обсуждались виды российских актеров на ежегодное присуждение "Оскара" или решались совсем уже прозаические и мало кого интересующие вопросы о возможном присвоении сотрудницам машбюро воинских званий и получении по этому случаю модельной кирзовой обуви.
Войдя в комнату и поздоровавшись со всеми в свойственной ему манере полевого офицера, случайно из окопов попавшего в салон великосветского женского клуба, Шерехов сразу приступил к основному вопросу, дабы не затягивать горькие минуты неожиданного прощания. Объяснив, куда он едет, Шерехов поставил вопрос ребром – что привезти на нужды коллектива, а что – в личное пользование. Вопрос решился практически сразу: на нужды коллектива было решено привезти трахикарпус Форчуна (что в переводе с латыни означало большую сочинскую пальму), а в личное пользование Шерехова попросили вернуться самому живым и здоровым, чем вызвали у Миши слезы умиления. Он сразу вспомнил выдержку из своей последней аттестационной характеристики: "Пользуется любовью и уважением товарищей". Действительно, Мишу любили и уважали и он этим пользовался.
Когда все формальности были закончены и Шерехов с тяжелой спортивной сумкой шел по коридору к лифту, который должен был спустить его на первый этаж к выходу у серых колонн, из кабинета выскочил Анатолий Евгеньевич, размахивая пистолетом.
– Миша, штатное оружие забыл, – с надрывом в голосе крикнул он и смахивая неожиданную слезу заспешил к ожидавшему его Шерехову.
"Настоящий друг, – подумал Шерехов, – если кого куда пошлет без оружия, то потом страдает и мучается".
Сцена прощания друзей у лифта вызывала сочувствующие взгляды проходящих сотрудников – к этому времени уже половина управления знала, куда едет Шерехов, но поскольку вопроса конспирации в присутственном месте придавалось большое значение, то все делали вид, что это их не касается, хотя каждый думал: "Но мы-то с вами знаем…"
Трудная дорога
Черная оперативная «Волга», гремя разболтанными крыльями и оставляя далеко позади все иномарки, приближалась к аэропорту «Внуково». Перед поворотом к зданию аэропорта в глаза Шерехову бросился огромный плакат: "Летайте самолетами авиакомпании «Внуковские авиалинии». Чуть ниже на плакате такими же большими буквами эта фраза была написана по-английски с одним лишь изменением – чтобы такое хорошее, по-русски гордо звучавшее название «Внуковские» также звонко звучало по-английски, местные дизайнеры его сократили до приемлемого английскому глазу «Внук эйрлайнз». Шерехов хмыкнул и подумал, что не удивится, если завтра где-нибудь на вокзале обнаружит рекламную надпись: «Дед энд Бабка рейлвэй стейшн».