Все перепитии оформления задержания и хода допроса были достаточно скучны и вписывались в рамки обычных процессуальных действий. Задержанных оформили по статье "Неосторожное групповое изнасилование", Иванова "изъяли", а с "Сержем" решили побеседовать на следующее утро, оставив его на ночь в камере с двумя неграми из конкурирующей с ним криминальной группировки. На обеспокоенность Шерехова о возможном негуманном обращении с "Сержем" этих двух и, не дай Бог, летальном исходе такой исторической встречи, Верден только хмыкнул и процедил сквозь зубы:
– Они по другой части. Голова у него завтра будет свежая, болеть будет только… – и неопределенно махнул рукой.
– Что будет болеть? – не понял Шерехов и повернулся к Иванову.
– Такое впечатление, что никогда в органах не работал или хотя бы кино про "это" не смотрел", – зло огрызнулся Мишин товарищ.
– А, ты в этом плане…,– наконец-то догадался Шерехов.
На удивление, Вердена они уговорили достаточно быстро, что очень порадовало Мишу. Подготовка стола заняла не больше десяти минут, и коллеги рассевшись на банкетках, уже поднимали тост за содружество спецслужб. Вторая рюмка водки, по русскому обычаю, была поднята с тридцатисекундным перерывом. Третья ушла вдогонку по французскому обычаю смешанная с шампанским. О работе решили не говорить, а весь вечер посвятить сугубо интимным проблемам немолодых уже мужчин. Вторая бутылка "Столичной" уже подходила к концу, когда Шерехов решил завести светскую беседу о межличностных отношениях на берегах древней прекрасной Сены.
Начал он издалека, вспомнив романтические истории французских писателей, прочитанные им в далекой юности и продекламировал несколько строк из Бодлера и Луи Арагона, чем безмерно удивил как французского, так и российского коллегу. Жак пребывал в изумленном молчании до следующей стопки "Столичной", после чего начал тоже весьма издалека:
– Слухай сюды. Дело было так. Жили они в нашем городе. Очень друг друга любили. Да время пришло ему в армию идти. Отправили его в Алжир. Письма он писал ей сердечные, всем кварталом читали…"
– Стоп! – вдруг вскричал Миша, – ты откуда русских анекдотов нахватался?
– Каких анекдотов? – не понял Верден, – я же тебе хотел историю из "Шербургских зонтиков" рассказать.
– Не надо мне из "зонтиков, – разозлился вдруг Шерехов, а сам подумал: "Нигде правду не услышишь, впаривают, понимаешь, про чужую любовь, а своим, сокровенным, не делятся". И добавил уже вслух:
– Черт с вами, давай о работе поговорим.
Разговор затянулся до раннего утра и имел большое "прикладное" значение для всех. Шерехов прослушал лекцию по организации оперативного процесса в местных парижских комиссариатах, в общем плане понял критерии французов при подборе агентуры и сделал для себя далеко идущие выводы о системе оперативных учетов. Француз же не понял ничего из того, что ему рассказали доблестные контрразведчики. Он понял, что в российских спецслужбах, в их количестве, системе взаимодействия и приоритетах в работе не разобралось бы все сообщество западных разведок, и сделал вывод, что в этом то и сила россиян. Это привело его к грустной мысли о том, что как и прошлый советский КГБ ФСБ России также непобедим, потому что не появились на Западе столь умные головы, которые были бы способны разобраться в этом коварном узле ФСБ-СВР-ФПС-ФАП-СИ-СБП-ФМС-СБД-СБФС-БМП-БРДМ-УВД-СОБР-ОМОН-ОПОН-ЛОМОН-ОХЛОМОН. Голова у Вердена пошла кругом и он понял, что пора собираться домой.
Прощались долго. Стояла теплая парижская ночь. Мелкие французские буржуа спали спокойным безмятежным сном. Улица была тиха и пустынна. У тротуаров, уткнувшись носами в парапет, дремали маленькие французские автомобили. Рекламные огни вполнакала освещали тротуар у выхода из гостиницы. Обнявшись троекратно, соратники обмочили свои щеки обильной мужской слюной. Расставаться не хотелось. Верден, проникшись самыми добрыми чувствами к российским коллегам, вдруг неожиданно встрепенулся и с надеждой в голосе, внятно, с расчетом на взаимопонимание спросил:
– Может, на "круг" пойдем?
– Пойдем, – ничуть не удивившись тому, что и здесь, в Париже, оперработники имеют свой "круг", ответил Шерехов.
– Надо "лакирнуть" – согласился Иванов.
"Круг" французских "оперов" располагался на площади Сланч, недалеко от Пляс Пигаль и в конце улицы Мулен Руж, что было предельно удобно, так как часто после "круга" французские оперработники, как и их российские коллеги после московского "круга" часто продолжали ночной кураж в местах, помеченных на картах ёмкой абревиатурой к/к (конспиративная квартира). А у французских коллег этих к/к на Мулен Руж было предостаточно.