Спецприключения Миши Шерехова

В комиссариат они приехали, как говориться к "шапочному разбору". Следователь уже заканчивал допрос Сержа и вызвал конвоира сопроводить задержанного в камеру. Верден сориентировался сразу, и попросил следователя оставить их одних с задержанным на несколько минут. Серж сидел на краешке стула, понурив голову. Он уже во всем сознался и просил следователя больше не отправлять его в камеру к "этим двум". В его скромной позе чувствовалась ночная усталость. Жак торжествующе взглянул на Шерехова и по-русски сказал: "Продолжим".

– Гражданин начальник, я уже все сказал, век воли не видать, – от вчерашней уверенности Сержа не осталось и следа.

– Гражданин Жерар, он же Бронк, он же Ашот Карапетян, он же Папишвили, он же "Мохнатый", поскольку вы остаетесь здесь, мы с вами еще разберемся, но у моих коллег, – Верден рукой показал на Иванова и Шерехова, – один вопрос. Кто в России, где и через кого доставляет вам голубую ртуть?

– Вы и это знаете? – застонал "Мохнатый".

– Мы еще много чего знаем, не уходите от ответа", – Жак вел допрос в классической манере французских следователей.

И тут полилось. Шерехов не успевал записывать адреса и явки, пароли и описания внешности. Одно лишь стучало в голове – начало долгого пути утечки голубой ртути находилось в Сочи.

"Почему Соч? За что? – красной нитью проходило болью воспоминаний о прежней командировке в южный город.

Через двадцать минут конвоир увел арестованного в новую одиночную камеру совершенно измочаленного допросом Вердена и три усталых оперативника вышли на свежий парижский воздух. Миссия была выполнена, можно было со спокойной душой уезжать домой. Все было хорошо, но Шерехова беспокоило то, что надо опять ехать в Сочи, город прекрасный во всех отношениях, но пугающий его своим непредсказуемым развитием оперативной мысли при реализации конкретных дел. После последней командировки к теплому Черному морю Мише пришлось восстанавливаться в течение трех месяцев и это отложило на его психику определенные эмоции, которые положительными можно было назвать с очень большой натяжкой.

Вечерний рейс из Парижа с аэропорта Шарля де Голля отправлялся точно по расписанию. Друзей провожал весь комиссариат. Тосты, произнесенные в ресторане, не оставляли сомнений в том, что приезд российских контрразведчиков оставил в душах французских соратников неизгладимое впечатление. Верден рыдал перед трапом и просил сфотографироваться на память. Обмен адресами и оперативными телефонами завершил процесс прощания. На душе у Шерехова было тепло и грустно. Когда еще судьба подарит возможность ступить на прекрасную землю Франции. Сев поближе к иллюминатору, он долго еще махал уплывающим внизу полям и буковым рощам Подпарижья. Но мыслями Миша уже был в Сочи, поскольку знал, что заедет в Москву всего на несколько дней, и то только для того, чтобы согласовать все тонкости реализации непростого дела. В этом был весь Шерехов, не успел вылезти из одной переделки, тут же попадал в следующую. Опер с большой буквы.

«И вечный бой, покой нам только снится»

Небо над Москвой было необычайно чистым. Его голубизна до рези в глазах проникала в тревожную душу подполковника Шерехова. Хотелось расправить крылья и с прощальным криком журавля набрать высоту в этой прекрасной лазури. "Чому я ни сокил, чому не летаю?» – вспомнил из старой песни слова Миша, хотя прекрасно осознавал, что пройдет несколько минут, и он будет там, в этой манящей высоте. Билеты трепыхались в руках, и трап стоял у самолета родных Внуковских авиалиний.

Как и предполагал Шерехов, после прибытия из Парижа в Москве он задержался на три дня и теперь вновь отправлялся в полет в прекрасный город Сочи, где, как известно, необычайно черные ночи. Вот в этой черной ночи Мише и предстояло сделать свое светлое дело. Вернее сказать доделать, поскольку никому кроме него не доверили завершение операции по задержанию группы лиц, безжалостно выкачивающей из родного отечества голубую ртуть. Операцию спланировали достаточно детально. Так детально, что предложили выезжать в Сочи под легендой отдыхающего "нового русского" и настояли на том, чтобы рядом с ним находился спецагент контрразведки, капитан Воронцова, которой в обязанность вменялось прикрытие Шерехова под видом его жены. Линию поведения Воронцовой разрабатывали тщательно, но оставалась масса вопросов, поскольку руководство как-то уходило от отработки линии поведения капитану в период с двенадцати ночи до восьми утра на все семь дней операции. В оперативный паспорт Шерехова поставили штамп о заключении брака с гражданкой Шереховой (в девичестве Воронец) и обоим "супругам" присвоили фамилию мужа Шрейдер, чем окончательно запутали не только Мишу, но и сочинское управление, в которое направили шифровку с просьбой обеспечить автономную работу спецгруппы.