Спецслужбы мира за 500 лет

Российское правительство внимательно следило за политическими процессами, происходившими в Европе, и с подозрительностью относилось к западной литературе, распространявшейся в России. Российские подданные, осуществлявшие, по мнению правительства, непозволительную переписку с иностранцами или отправлявшиеся за границу, находились под бдительным контролем. Основная информация о связях европейских и русских «карбонариев» поступала по каналам МИД во главе с К.-Р. В. Нессельроде. Так, берлинская полиция получила сведения о деятельности польских заговорщиков, и прусское правительство в 1822 г. предупредило Петербург об опасности. Капитан Карский, посланный Лукасинским в Париж с известиями о ситуации в Польше, явился к русскому послу в Париже К.-А. Поццо ди Борго и сообщил известные ему сведения о деятельности польских конспираторов.

Донесения Поццо ди Борго (март 1822 г.) и прусской полиции встревожили Александра и Константина. Летом – осенью 1822 г. состоялись аресты в Царстве Польском. Заключению в Кармелитской тюрьме в Варшаве были подвергнуты Прондзинский, Лукасинский, Махницкий, Дзвонковский, Добржицкий, Доброгойский, Жиц, Кошуцкий, Циховский и Шредер; им вменялось создание тайного общества. Во время следствия арестованные дали показания о «Национальном масонстве», но данных, подтверждающих деятельность «Патриотического общества», добиться не удалось. После ареста указанных лиц (среди них были члены Центрального комитета) к руководству «Патриотическим обществом» пришли умеренные представители шляхты.

Первого августа 1822 г. Александр I издал указ о запрещении масонских лож и тайных обществ. У всех военных и гражданских чинов бралась подписка, что они не являются членами тайного общества, однако никаких репрессивных мер по отношению к тем, кто все-таки входил в таковые, предпринято не было. По нашему мнению, непринятие решительных мер объясняется следующими причинами. Государь мог считать, что тайные общества, возникшие по образцу масонских лож, были не подрывными организациями, а клубами единомышленников. Не исключено также, что он не хотел признать перед европейскими монархами тот факт, что Россия, как и Европа, пропитана революционными настроениями.

Нерешительность Александра могла быть обусловлена и его прежними либеральными воззрениями. А. С. Пушкин в дневнике высказался предельно категорично: «…Покойный государь окружен был убийцами его отца. Вот причина, почему при жизни его никогда не было бы суда над молодыми заговорщиками, погибшими 14 декабря».[278]

Длительное время не принимая решения о расследовании деятельности тайных обществ, Александр поставил специальные службы империи в двусмысленное положение. Не получая четких указаний о лицах, в отношении которых имелась оперативная информация, сотрудники этих служб не могли действовать эффективно. Иными словами, они не могли ни превентивно обезвредить заговор, ни пресечь его силовыми методами на подготовительном этапе. Двойственность в подобных вопросах всегда была и остается одной из главных причин «большой крови», которая рано или поздно появляется.

Осенью 1822 г. вместо арестованного Лукасинского во главе польских заговорщиков стал С. Ф. Крыжановский, наибольшую активность проявляли князь А. Яблоновский, Ф. Гржимала и Плихта. К этому же периоду относятся и первые контакты между польскими и русскими заговорщиками, осуществлявшиеся, в частности, через масонскую ложу «Соединенных славян» в Киеве. Ее членами были С. Г. Волконский и П. И. Мошинский.

В то время как в 1821–1822 гг. члены тайных обществ обсуждали планы переустройства Российской империи и определяли тактику свержения самодержца, сам самодержец был обеспокоен ростом революционного движения в Испании и Греции. Недовольство Александра I нашло отражение в решениях, принятых им осенью 1822 г. на Веронском конгрессе. «Я покидаю дело Греции, потому что усматриваю в войне греков революционные признаки времени»,[279] – заявил он. Примечательно, что все христианские монархи Европы встретили революцию на юге Балкан с неприкрытой враждебностью и отказались иметь дело с представителями греческого правительства, как с бунтовщиками, выступающими против своего «законного государя».

В январе 1823 г. в переговоры о возможных совместных действиях против царской власти с Южным обществом вступило польское «Патриотическое общество». На следствии Матвей Муравьев-Апостол показал:

«Брату моему (С. И. Муравьеву-Апостолу. – Авт.) и Бестужеву-Рюмину препоручены были сношения с польским обществом потому, что они оба находились близ Киева, где им удобнее было видеться с польскими членами во время контрактов.

а) Первые сношении с Польским обществом брат и Бестужев-Рюмин открыли через графа Ходкевича, с которым они встречались в доме Николая Николаевича Раевского. Через гр. Ходкевича Польское общество прислало из Варшавы Крыжановского, одного из членов своих. Это было в 1823 году, во время контрактов. Тут и открылись первые сношении между Южным и Польским обществом.