Спецслужбы мира за 500 лет

Спустя несколько минут после сего явился ко мне генерал-майор Нейдгардт, начальник штаба гвардейского корпуса, и, взойдя ко мне совершенно в расстройстве, сказал: „Государь! Московский полк в полном восстании; Шеншин и Фредерикс тяжело ранены, и мятежники идут к Сенату; я едва их обогнал, чтобы донести вам об этом. Прикажите, пожалуйста, двинуться против них первому батальону Преображенского полка и конной гвардии“. <…> Разрешив первому батальону Преображенскому выходить, дозволил конной гвардии седлать, но не выезжать; и к сим отправил генерала Нейдгардта, послав в то же время генерал-майора Стрекалова, дежурного при мне, в Преображенский батальон для скорейшего исполнения. Оставшись один, я спросил себя, что мне делать? – и, перекрестясь, отдался в руки Божии, решив сам идти туда, где опасность угрожала. <…> Поставя караул поперек ворот, обратился я к народу. <…> В то же время пришел ко мне граф Милорадович и, сказав: „Дело плохо; они идут к Сенату, но я буду говорить с ними“, – ушел, и я более его не видал…».[326]

Милорадович, несмотря на прежние интриги, в последний свой час повел себя как храбрый солдат и верный слуга императора. Он лично выехал на площадь перед восставшими и попытался убедить солдат вернуться в казармы. Скорее всего, его бы послушались. Понимая это, Каховский из пистолета, а Оболенский штыком смертельно ранили генерала.

Тем временем Николай I продолжал действовать:

«Надо было мне выигрывать время, дабы дать войскам собраться, нужно было отвлечь внимание народа чем-нибудь необыкновенным. <…> У кого-то в толпе нашелся экземпляр (манифеста. – Авт.); я взял его и начал читать тихо и протяжно, толкуя каждое слово. Но сердце замирало, признаюсь, и единый Бог меня поддерживал. Наконец Стрекалов повестил меня, что Преображенский 1-й батальон готов. <…> Батальоном командовал полковник Микулин, и полковой командир полковник Исленьев был при батальоне. Батальон отдал мне честь; я прошел по фронту и, спросив, готовы ли идти за мной, куда велю, получил в ответ громкое молодецкое „Рады стараться!“ <…> Никакая кисть не изобразит геройскую, почтенную и спокойную наружность сего истинно первого батальона в свете в столь критическую минуту. Скомандовав по-тогдашнему: „К атаке в колонну, первый и восьмой взводы, в полоборота налево и направо!“ – повел я батальон. <…> Узнав, что ружья не заряжены, велел батальону остановиться и зарядить ружья. <…>

Адъютанта моего Кавелина послал я к себе в Аничкин дом, перевести детей в Зимний дворец. Перовского послал я в конную гвардию с приказанием выезжать ко мне на площадь. В сие самое время услышали мы выстрелы, и вслед засим прибежал ко мне флигель-адъютант князь Голицын <…> с известием, что граф Милорадович смертельно ранен.

Народ прибавлялся со всех сторон; я вызвал стрелков на фланги батальона и дошел таким образом до угла Вознесенской. Не видя еще конной гвардии, я остановился и послал за нею <…> с тем, чтобы полк скорее шел. Тогда же слышали мы ясно „Ура, Константин“ на площади против Сената, и видна была стрелковая цепь (из состава мятежников. – Авт.), которая никого не подпускала».[327]

Лично командуя войсками, Николай Павлович несколько раз подвергался серьезной опасности. Приведя батальон преображенцев к Сенатской площади, он разговаривал с Якубовичем, но тот не решился напасть на государя. Вероятно, этому помешали свита и решительный вид преображенцев. У здания Главного штаба государь позволил проследовать мимо себя восставшей части Гренадерского полка, не прячась за спины адъютантов. После того как правительственные войска окружили мятежников, Николай лично проводил рекогносцировку и несколько раз оказывался под пулями. Мы полагаем, что столь рискованное поведение руководителя государства в данной ситуации было оправданным: он подал личный пример подчиненным, сумел увидеть и оценить обстановку на месте событий.

Предпринятые Николаем дополнительные меры по охране Зимнего дворца были весьма своевременными, особенно учитывая, что первоначально в карауле находилась одна рота Финляндского полка. Лейб-гвардии Саперный батальон (четыре роты, командир – полковник А. К. Геруа) прибыл во дворец немедленно по получении вызова от государя и успел занять позиции за несколько минут до попытки захвата гренадерами во главе с Н. А. Пановым. Кроме саперов к охране дворца была привлечена 1-я (Его Величества) рота Гренадерского полка, не поддавшаяся на агитацию заговорщиков, и четыре роты Учебного саперного батальона. Всего к охране Зимнего дворца были привлечены десять рот (2000 штыков) под общим командованием коменданта города генерала П. Я. Башуцкого. Также привлекались четыре роты Преображенского и три роты Павловского полков.

В те полки и батареи, где солдаты высказывали сомнения в истинности присяги, Николай немедленно направлял высших офицеров гвардии и своих адъютантов, которые объясняли положение дел. Самое активное участие в приведении подчиненных к присяге принял великий князь Михаил. В его воспоминаниях сказано: