Спецслужбы мира за 500 лет

Мы можем предположить, что в данном разговоре Милорадович намекал принцу Вюртембергскому, а через него Марии Федоровне и Николаю Павловичу на заговор против покойного императора Павла I. Чьего тогда «положительного приказания» не имел Милорадович? Скорее всего, он ожидал письменных распоряжений Константина Павловича из Варшавы и был уверен в своем безусловном контроле над гвардией. Ведь кроме войск гарнизона и общей полиции, в распоряжении военного генерал-губернатора имелись специальные подразделения гвардии и Отдельного корпуса внутренней стражи (ОКВС).

Внутренний гарнизонный батальон в составе ОКВС выполнял задачи по охране и конвоированию арестантов и нес полицейскую караульную службу. Функции военной полиции исполнял лейб-гвардии Жандармский полуэскадрон. Он был полностью кавалерийским, служили в нем четыре офицера, 10 унтер-офицеров, 80 жандармов и два трубача. Жандармский дивизион ОКВС изначально создавался как подразделение быстрого реагирования. Состоял он из конной и пешей команд. В конной команде было 25 офицеров, 35 унтер-офицеров, 264 жандарма и четыре трубача; в пешей – один офицер, 18 унтер-офицеров и 102 жандарма. Все жандармы имели на вооружении драгунские ружья со штыками образца 1809 г. и драгунские палаши, кавалеристы дополнительно были вооружены двумя пистолетами. Жандармов учили действовать небольшими командами и в одиночку. В умелых руках и при грамотной тактике это достаточно грозная сила.

Однако Милорадович, исполнявший в борьбе за власть свою собственную сольную партию, не предпринимал никаких мер по поиску и аресту заговорщиков в Петербурге вплоть до событий на Сенатской площади. Но при этом он не знал о подробностях секретной переписки «братьев-императоров».

Черту под «заговором в безвременье» подвел фельдъегерь Белоусов, прибывший в середине дня 12 декабря из Варшавы.

«Вскрыв письмо брата, – писал Николай, – удостоверился я с первых строк, что участь моя решена, но что единому Богу известно, как воля Константина Павловича исполнится, ибо вопреки всем нашим убеждениям решительно отказывал в новом акте, упираясь на то, что, не признавая себя императором, отвергая присягу, ему данную, как такую, которая неправильно ему принесена была, не считает себя вправе и не хочет другого изречения непреклонной своей воли, как обнародование духовной императора Александра и приложенного к оному акта отречения своего от престола. Я предчувствовал, что, повинуясь воле братней, иду на гибель, но нельзя было иначе, и долг повелевал сообразить единственно, как исполнить сие с меньшею опасностью недоразумений и ложных наветов. <…> Изготовив вскорости проект манифеста, призвал я к себе М. М. Сперанского и ему поручил написать таковой, придерживаясь моих мыслей; положено было притом публиковать духовную императора Александра, письмо к нему Константина Павловича с отречением и два его же письма – к матушке и ко мне как к императору».[323]

К Михаилу Павловичу отправили курьера с предписанием прибыть в Петербург к восьми часам вечера 13 декабря. На это время было намечено заседание Государственного совета, где Николай намеревался объявить себя императором. О прибытии фельдъегеря от Константина Михаил не знал: тот добирался в столицу не по Рижскому тракту.

Тем временем по Петербургу распространились слухи об отречении, которые через некоторое время дошли до руководителей заговорщиков. Вечером 12 декабря в Зимний дворец прибыл подпоручик лейб-гвардии Егерского полка Я. И. Ростовцев и доложил, что в столице готовится вооруженное выступление против Николая. Он настоятельно просил не награждать его за сообщение о заговоре в гвардии, полагая это долгом верноподданного.

Разумеется, Николай Павлович не мог знать, что в ночь с 12 на 13 декабря он был особенно уязвим для заговорщиков (караул в Зимнем дворце несла 3-я фузилерная рота под командой штабс-капитана Московского полка М. А. Бестужева). Получив информацию о намерениях заговорщиков, он решил форсировать события. Тринадцатого декабря во дворец был вызван командующий Гвардейским корпусом генерал А. Л. Воинов. Поставив его в известность о воле Константина, Николай распорядился собрать в Зимнем к шести часам утра всех генералов и полковых командиров гвардии. Он намеревался обратиться к высшему командному составу гвардии, «дабы лично им объяснить весь ход происходившего <…> и поручить им растолковать сие ясным образом своим подчиненным, дабы не было предлога к беспорядку».[324]

К восьми часам вечера Госсовет был собран, но Михаил – личный свидетель волеизъявления Константина – отсутствовал: он получил депешу только в два часа дня 13 декабря и прибыть к намеченному времени не мог физически.

Примерно в это же время лидеры мятежников приняли решение о начале восстания утром 14 декабря. Но в ночь накануне выступления Трубецкой, Булатов и Якубович отказались выполнять назначенные им обязанности. При этом ни один из руководителей восстания не проинформировал других руководителей и своих подчиненных о своем самоустранении.

Николай позднее вспоминал: