Третьего декабря в Петербург прибыл Михаил Павлович, который вручил матери и брату письма от Константина. Однако в письмах не было (и не могло быть) манифеста, в котором Константин отказывался от данной ему в Петербурге присяги, принесенной через сутки после отъезда Михаила Павловича из Варшавы. Николай вспоминал, что ему удалось «убедить матушку, что одних сих актов без явной опасности публиковать нельзя и что должно непременно стараться убедить брата прибавить к тому другой, в виде манифеста, с изъяснением таким, которое бы развязывало от присяги, ему данной».[315]
Члены царствующей фамилии в тот же день направили в Варшаву фельдъегеря Белоусова с письмом, в котором просили Константина Павловича написать манифест с отказом от присяги и решили не предавать огласке его первое послание. Тот факт, что Михаил Павлович не принес присягу в Варшаве, служил для общественного мнения косвенным подтверждением отречения Константина Павловича от престола.
Чтобы предотвратить утечку информации, на семейном совете приняли решение не оставлять Михаила в Петербурге. Официально было объявлено, что великий князь едет в Варшаву с сообщением о здоровье Марии Федоровны. Местом пребывания младшего сына Павла I выбрали почтовую станцию Неннале в трехстах верстах от Петербурга по Рижскому тракту. Михаил выехал во второй половине дня 5 декабря. По дороге он должен был останавливать возвращавшихся из Варшавы и задерживать всех, кто мог знать об отказе Константина от вступления на престол. Начальнику почтового ведомства и доверенному лицу императора Александра I князю Голицыну поручалось следить за поступлением корреспонденции из Царства Польского. Частные письма, приходившие из Варшавы, задерживались и временно адресатам не направлялись; бумаги, полученные по эстафете из канцелярии наместника, передавались Николаю. Позже Голицын вспоминал: «Бумаги, не терпящие отлагательства, должен был я лично вручать у себя тем, к коим адресовались, и просить их вскрывать в моем присутствии, положение самое несносное!»[316]
На юге ситуация стремительно менялась. Пятого декабря Чернышев выехал в Тульчин, имея на руках приказ об аресте Пестеля. Восьмого декабря Дибич получил письмо Вадковского к Пестелю и, имея на руках письменные доказательства о заговоре, в тот же день отправил приказ Николаеву арестовать Вадковского. Арест произошел 11 декабря в Курске. При обыске был обнаружен тайник в скрипичном футляре, и списки многих заговорщиков оказались в руках военного командования.
Заполучив улики о заговоре среди офицеров 1-й и 2-й армий и военных поселений юга России, Дибич немедленно отправил сообщения в Варшаву и Петербург. Тринадцатого декабря был арестован Пестель, один из наиболее опасных заговорщиков. Решительные действия Дибича и Чернышева по разоблачению и аресту руководителей и многих членов Южного общества предотвратили возможную большую кровь.
Междуцарствие в столице продолжалось. Временный отъезд Михаила Павловича из Петербурга имел большое значение и с точки зрения безопасности правящей фамилии. С 5 по 13 декабря все мужчины дома Романовых пребывали в разных местах, что создавало известные трудности для их одновременного захвата или ликвидации. Константин Павлович был под защитой лично преданных ему польских войск, состоявших из двух пехотных корпусов и кавалерийской дивизии. Недопущение к власти Николая имело смысл только в том случае, если документы об отречении Константина приобрели бы законную силу, то есть получили признание на уровне Государственного совета, Сената и Синода. В этой ситуации тот, кто первым получал информацию об отречении Константина, имел больше возможностей для мобилизации и тактического развертывания сил. Упорная борьба между специальными службами Николая и заговорщиков за обладание информацией, а значит, и за возможность эффективно реализовать ее в своих интересах шла десять дней, с 4 по 13 декабря.
Значительную часть участников заговора представляли адъютанты высших начальствующих лиц: при цесаревиче Константине – М. С. Лунин; при принце А. Вюртембергском – А. А. Бестужев, при главнокомандующем 1-й армией Ф. В. Остен-Сакене – П. П. Титов, В. А. Мусин-Пушкин и Ф. Л. Бреверн; при главнокомандующем 2-й армией П. Х. Витгенштейне – А. А. Крюков, В. П. Ивашев, Н. В. Басаргин и А. П. Барятинский; при Дежурстве гвардейской пехоты – Е. П. Оболенский; при финляндском генерал-губернаторе А. А. Закревском – Н. В. Путята; при смоленском генерал-губернаторе Н. Н. Хованском – А. Чевкин; при 2-м корпусе – А. И. Сабуров; при генерале Н. Н. Раевском – П. А. Муханов; при генерале Я. А. Потемкине – К. П. Оболенский; при генерале А. И. Чернышеве – В. Д. Сухоруков; при главном командире Кронштадского порта Ф. В. Моллере – П. А. Бестужев. Указанные лица могли получать информацию от своих патронов и их ближайшего окружения. Однако меры секретности, принятые правительственной стороной, позволили Николаю Павловичу иметь информационное преимущество.