Спецслужбы мира за 500 лет

Как и в случае с тифлисскими заговорщиками 1830–1832 гг., нелегальная деятельность Кирилло-Мефодиевского общества была прекращена не в результате целенаправленной оперативно-розыскной деятельности, а благодаря случайности – по «наводке» привлеченного в общество Н. Гулаком студента А. Петрова. Последний был сиротой, но его отец, жандармский офицер, успел воспитать сына в почтении к Богу, царю и Отечеству. Когда Петрову стали известны цели братства, он сообщил об этом помощнику попечителя Киевского учебного округа М. В. Юзефовичу (28 февраля 1847 г.). Юзефович, хорошо знавший Костомарова и Кулиша, потребовал от юноши написать докладную попечителю Киевского учебного округа генерал-майору Свиты А. С. Траскину. Костомарову о разговоре с Петровым Юзефович не сообщил, вероятно решив посидеть на двух стульях одновременно. Третьего марта Петров подал письменный рапорт Траскину, приложив устав Кирилло-Мефодиевского общества. Траскин немедленно проинформировал шефа жандармов графа Орлова и киевского генерал-губернатора князя Д. Г. Бибикова. Вскоре все члены общества были арестованы. При этом Юзефович, узнавший о намечающемся производстве арестов, помогал Костомарову ликвидировать письменные улики. После вторжения в квартиру Костомарова жандармов Юзефович повернул дело так, что Костомаров сам сознался в своих преступлениях и в знак раскаяния добровольно выдал противоправную рукопись.

В мае 1847 г. арестованные предстали перед судом и были приговорены к различным наказания: заключению в крепость, ссылке, сдаче в солдаты. Правительство Николая I затушевало республиканско-националистический характер организации, придав ей вид общества, ставившего своей задачей объединение всех славян под протекторатом Российской империи. Учитывая, что националистические идеи распространялись в узком кругу, власти решили не применять жестких репрессивных мер и сохранили в тайне истинный характер дела.

Николай I связывал возникновение общества с влиянием польской эмиграции:

«Явная работа той же общей пропаганды из Парижа; долго этой работе на Украйне мы не верили; теперь ей сомневаться нельзя».[382]

При этом аналитиками Третьего отделения попытка формулирования программы украинского националистического движения была оценена правильно. В записке ведомства говорилось:

«Еще более надлежит быть осторожными в отношении к Малороссии <…> от молодых украйнофилов, подобных Шевченко и Кулишу, быть может, обращаются идеи об отдельном существовании, даже между людьми более степенными, нежели сами украйнофилы, но строгие меры сделают для них еще дороже запрещенные мысли и могут малороссиян, доселе покорных, поставить в то раздраженное против нашего правительства положение, в каком находится, особенно после мятежа, Царство Польское. Полезнее и справедливее будет не показывать и вида малороссиянам, что правительство имело причину сомневаться, не посеяны ли между ними вредные идеи, и принять меры в отношении к ним совершенно противоположные тем, которые принимались в Царстве Польском».[383]

Управляющий 1-й экспедицией Третьего отделения М. М. Попов, посетив арестанта Костомарова (который уже дал признательные показания!), прямо указал ему, что именно следует написать о целях общества, и дал в качестве образца показания Белозерского. Распространение информации о подлинных выводах следствия было строго ограничено. Официальной стала версия о стремлении «кирилло-мефодиевцев» объединить славян под скипетром русского царя. При этом власти не ослабили наблюдения за проявлениями малороссийского национализма (особничества). Подчеркнем, что основная масса чиновников была ознакомлена только с официальной версией, и в дальнейшем это значительно ослабило позиции правительства в борьбе с национализмом и сепаратизмом.

В целом 1847 г. оказался для Российской империи на редкость спокойным. Однако политические процессы как в самой России (нелегальные), так и за ее пределами развивались независимо от властей предержащих.

В 1847 г. в Европу эмигрировал А. И. Герцен. Осенью в Италии, представлявшей сборище «лоскутных монархий», он познакомился со многими представителями итальянского национально-освободительного движения.

В Царстве Польском и западных губерниях продолжалась нелегальная деятельность польских эмиссаров, и значительная часть населения тайно поддерживала их.

В великороссийских губерниях, по мнению графа Орлова, все тревоги были ложными.

«Прошедший год, – докладывал он императору, – едва ли не более предыдущих годов изобиловал доносами и предвещаниями о готовящихся возмущениях. Многолетние опыты доказали, как мало веры можно давать этим доносам. <…> К счастью, бо́льшая часть доносов доказала только, что есть люди неблагонамеренные, желающие своими предвещаниями содержать правительство в тревожном положении.