В ночь на 11 марта 1863 г., в то время как Кеневич вел подготовку Казанского заговора, из английского порта Саутгемптон вышел британский пароход
Меры конспирации, предпринятые поляками, оказались недостаточными. Уже на стадии подготовки русское посольство в Лондоне получило информацию о замыслах поляков от комиссионера экспедиции Тура. Затем к Лапинскому в качестве волонтера поступил сотрудник Заграничной агентуры Стефан Поллес (Тугендгольд), знавший польский, немецкий, английский, французский, итальянский и русский языки. А перед самым отправлением на рейде Саутгемптона встал русский 12-пушечный корвет. Это очень обеспокоило Лапинского.
«Поручив Демонтовичу свезти на пароход сколь возможно поспешнее все, что еще не было свезено, начальник экспедиции отправился потолковать о своем горе с Маццини.[423]
<…>Дело в том, что подле нашего парохода очутился русский военный корвет. Он, конечно, пойдет за нами и в открытом море, вероятно, не посмотрит на то, что у нас великобританский флаг, нападет на нас и потопит в несколько минут. Нужно его во что бы то ни стало задержать, хотя б на 24 часа: испортить у него машину. На русских военных судах машинисты большей частью иностранцы; стало быть, это <…> простой денежной вопрос. <…>
Потом [он] и сам отправился на пароход и оставался там до поздней ночи, наблюдая за перевозкою вещей, которая все еще продолжалась. Видно было, что с русского корвета зорко следят за всем, что делается на Вард-Джаксон. Несколько подзорных труб были постоянно в работе. На ночь, однако, начальник экспедиции перенесся в последний раз на свою квартиру <…> спал плохо, и как только стал на рассвете одеваться, ему подали карточку, где было написано карандашом:
– Извините, не успел преобразиться, как следует. Я прямо из „кнайпы“, где собираются моряки с целого света; не был еще и у Джузеппе, чтобы только вас скорее успокоить; то, чего вы желаете, будет непременно. Русский корвет тронется за вами не иначе как через два дня после вашего выхода. Вся история стоит 62 фунта».[424]
Благодаря подкупу портовых чиновников, корвет за пароходом не отплыл.
Четырнадцатого марта в шведском порту Хельсингборг к экспедиции присоединился Михаил Бакунин. А через два дня в Копенгагене команда во главе с капитаном-англичанином покинула судно, не желая плыть под пушки русских фрегатов. Новая команда из датчан привела судно в шведский порт Мальме 18 марта. Но к тому времени о продвижении экспедиции стало известно в Петербурге, и по требованию России шведское правительство пароход задержало. Из Мальме Бакунин писал «о печальной неудаче экспедиции, великолепно задуманной, но из рук вон плохо исполненной, а главное – слишком поздно отправленной. Успех ее был возможен только при соблюдении двух условий: быстроты и тайны. Ее проволочили непростительным образом <…>. Наконец, главным условием был выбор хорошего, смелого капитана, от честной решимости которого зависит весь успех дела. Вместо этого выбрали отъявленного труса и подлеца и тем убили всякую возможность успеха».[425]
Во время двухмесячного пребывания поляков в Мальме бо́льшую часть оружия шведы конфисковали, но часть полякам удалось спрятать. Бакунин, чья экспрессивная натура требовала немедленных действий, отправился в Стокгольм. Кое-кто из десантников дезертировал. Лапинский нанял парусник