«С середины января 1863 г. деятельность Петербургской офицерской организации сосредоточилась главным образом на оказании помощи восстанию всеми доступными ей средствами. Участники организации старались привлечь сочувствие общественности на сторону восставших и активно работали над распространением соответствующих нелегальных изданий. <…> Ряд офицеров, состоявших в организации или находившихся под ее влиянием, всячески уклонялись от назначений в войска, осуществлявшие карательные функции, причем среди них были как поляки, так и русские. <…> Примерно 40 % участников офицерской организации оставили службу, чтобы перейти на сторону повстанцев, причем многие из них, пробравшись в район восстания (главным образом в северо-западные губернии), возглавили там повстанческие отряды или стали в них командирами подразделений. <…> Оставшаяся в Петербурге часть офицерской организации занималась мобилизацией материальных средств для нужд восстания, снабжением повстанческих отрядов оружием, боеприпасами, топографическими картами, помощью революционерам, вынужденным перейти на нелегальное положение. <…> При этом офицерская организация довольно долго сохраняла взаимодействие как с польскими повстанческими организациями в Вильне и Варшаве, так и с руководством „Земли и воли“…».[420]
Тридцать первого марта государь объявил амнистию для всех сложивших оружие, но успеха она не имела. В России складывалась крайне опасная ситуация. Сепаратисты широко применяли тактику партизанской войны, и только слабая тактическая и огневая подготовка партизан, отсутствие у них современного оружия и решительные действия русских войск не позволили им развернуть затяжную партизанскую войну. Имелась и реальная угроза высадки британских и/или французских десантов в Курляндии. В Дунайских княжествах, Галиции и Познани усиленно вербовались волонтеры и формировались рейдовые повстанческие отряды в юго-западные губернии России. Существовала и опасность мятежа во внутренних российских губерниях. С этой целью повстанцы направляли специальных агитаторов, которые должны были распространять «казацкую гайдаматчину» против всех представителей царского правительства: попов, чиновников и военных. Также организовывались морские десантные партии.
В Европе поляки приступили к информационной войне. Основные польские комитеты, ведавшие агитацией, пропагандой и сбором средств, располагались в Париже (центральный), Лондоне, Цюрихе, Брюсселе, Генуе, Стокгольме и Константинополе. «Европейская журналистика, на приобретение содействия которой Парижский центральный комитет не жалел денег, деятельно волновала умы европейского общества и поддерживала враждебное России движение. Митинги в пользу Польши составлялись в Англии, в Швейцарии и Италии, где главными деятелями являются Антонио Мости, агент Мадзини, и Бертани, агент Гарибальди. В Швецию в начале марта отправлены были два члена тайного комитета, Янушевич и Новицкий, с целью возбудить волнения в Финляндии».[421]
В начале восстания в своих воззваниях польские инсургенты именовали русских «москвой» (с маленькой буквы), а белорусов и украинцев – русскими или русинами. Затем для обозначения юго-западных губерний Российской империи поляки стали использовать название «Украина». Вскоре польские и малороссийские сепаратисты (первую скрипку в этом союзе играли поляки) стали пропагандировать идею отдельной украинской нации и отдельного государства.
Наиболее опасная попытка поднять военно-крестьянское восстание в поддержку поляков была предпринята в Поволжье весной 1863 г. Ее главными организаторами были поляки: французский подданный инженер И. Ф. Кеневич, поручик 48-го Одесского пехотного полка М. А. Черняк, штабс-капитан 4-го резервного батальона Охотского пехотного полка Н. К. Иваницкий, подпоручик 4-го резервного батальона Томского пехотного полка А. Е. Мрочек и подпоручик 4-го резервного батальона Азовского пехотного полка Р. И. Станкевич.
По поручению польского резидента Кеневича вольноопределяющийся Нижегородского батальона Внутренней стражи поляк Ю. Бензенгер, член московской «Земли и воли», составил подложный царский манифест о «полной свободе». Манифест в большом количестве был отпечатан поляками в типографии норвежского города Фридрихсгам. Русский шрифт был похищен служащим сенатской типографии в Петербурге поляком Л. Киявским. «Манифест» переправили в Россию через Финляндию, а типографию сожгли, чтобы не оставлять полиции Норвегии никаких улик.